Одиночество на сцене и во Вселенной

Малая сцена ТЮЗа открылась премьерой спектакля «Игра» по пьесе Самюэля Беккета

Малой сцене ТЮЗа с благословения Министерства культуры и туризма суждено стать новым, экспериментальным очагом театрального искусства, который, как мы уже сообщали, готовила народная артистка Азербайджана Джаннет Селимова. И своей первой же работой она подтвердила статус стартовой площадки для новых, необычных проектов.

Планируя, что здесь будет некий интеллектуальный уголок, Джаннет ханым имела в виду, что в отсеке Малой сцены все — от выбора драматургического материала, режиссерских решений, манеры актерской игры до убранства интерьера миниатюрного фойе — исключает «работу» на массового зрителя. И вот кропотливая работа завершена. Пришедшие на премьеру зрители увидели в самом деле совершенно необычный спектакль, который в качестве режиссерского дебюта подготовил Иса Асадов с заслуженным артистом Шовги Гусейновым в главной и единственной роли.

Непростая это задача — объяснить, почему выбранный для спектакля материал уверенно называю неординарным. Да, спектакль для одного актера — моно.

…Пустыня. Слепящий свет. Из-за правой кулисы на сцену вышвыривают человека. Он падает, но тут же встает, отряхивается, озирается, задумывается. Свисток со стороны правой кулисы. Подумав, человек идет направо. Его тут же вышвыривают на сцену, он падает, но тут же встает, отряхивается, озирается, задумывается. Свисток со стороны левой кулисы. Подумав, человек идет налево. Его тут же вышвыривают на сцену, он падает, но тут же встает, отряхивается, озирается, задумывается. Свисток со стороны левой кулисы. Подумав, человек идет к левой кулисе, замедляет шаг, хорошенько задумывается, останавливается, озирается, думает. Сверху на сцену опускается деревце. На нем единственный сучок примерно в трех ярдах над основанием, а на макушке — жидкий венчик пальмовых листьев, отбрасывающий округлую тень. Человек продолжает думать. Свисток сверху. Человек оборачивается, замечает дерево, задумывается, подходит к нему, садится в тени и рассматривает кисти рук. Сверху опускаются портновские ножницы, повисают у дерева на высоте одного ярда. Человек продолжает рассматривать кисти рук. Свисток сверху. Человек смотрит вверх, замечает ножницы, берет их и начинает подстригать ногти. Пальмовые листья складываются словно зонтик, и тень исчезает. Человек бросает ножницы, задумывается. Сверху опускается маленький графин, к которому приклеен огромный ярлык с надписью «вода». Графин повисает на высоте примерно трех ярдов. Человек продолжает думать. Свисток сверху. Человек смотрит вверх, замечает графин, задумывается, встает, идет и становится под графином, напрасно пробует достать его, бросает попытки, озирается, думает. Сверху на сцену опускается большой куб. Человек продолжает думать. Свисток сверху. Человек оборачивается, замечает куб, смотрит на него, потом на графин, задумывается, идет к кубу. Поднимает его и ставит точно под графином. Испытывая куб на устойчивость, встает на него, напрасно пробует достать графин. Оставляя попытки, слезает, относит куб на прежнее место, озирается, думает. Сверху на сцену опускается второй куб, поменьше. Человек продолжает думать. Свисток сверху. Человек оборачивается, замечает второй куб, смотрит на него, потом на графин. Идет ко второму кубу, поднимает его и ставит точно под графином, испытывает на устойчивость, встает на него. Но, напрасно пробуя достать графин, оставляет попытки. Слезает, поднимает второй куб и хочет отнести его на прежнее место, но медлит, основательно задумывается, ставит малый куб, идет к большому кубу, поднимает его и устанавливает на малый, испытывает на устойчивость, влезает на кубы. Сооружение разваливается, человек падает, но тут же поднимается, отряхивается, думает. Человек берет малый куб, ставит на большой, испытывает на прочность, влезает на кубы и почти достает до графина, но тот рывком поднимается чуть выше и повисает за пределом досягаемости. Человек слезает, задумывается, относит кубы на место, ставит рядом, озирается, думает. Сверху на сцену опускается третий куб, самый маленький. Человек продолжает думать. Свисток сверху. Человек оборачивается, замечает третий куб, смотрит на него, задумывается, озирается, думает. Третий куб рывком поднимается и исчезает. Сверху рядом с графином опускается веревка с узлами, облегчающими подъем. Человек продолжает думать. Свисток сверху. Человек оборачивается, замечает веревку, задумывается, идет к веревке, карабкается по ней и почти достает до графина, но веревка освобождается и доставляет человека на землю. Человек думает, озирается в поисках ножниц, замечает их, идет к ножницам, поднимает их, возвращается к веревке и хочет перерезать ее. Веревка рывком поднимается, увлекая за собой человека, он висит над землей, наконец, перерезает веревку, падает, но тут же встает, отряхивается, думает. Веревка стремительно поднимается и исчезает. Человек озирается, думает. Из оставшегося куска веревки человек сооружает лассо и этим лассо пробует поймать графин. Графин стремительно поднимается и исчезает. Человек озирается, думает. Не выпуская лассо из рук, он идет к дереву. Смотрит на сучок, оборачивается, смотрит на кубы, потом опять на сучок, роняет лассо, идет к кубам, поднимает малый куб и ставит его точно под сучком, возвращается к большому кубу. Поднимает его и хочет поставить на малый, медлит, основательно задумывается, ставит куб, поднимает малый куб и ставит его на большой, испытывает на прочность, озирается, наклоняется, поднимает лассо (сучковатую веревку). Сучок, как складной, опадает вдоль ствола. Человек выпрямляется, держа в руках лассо, оборачивается и замечает, что произошло. Он выпускает лассо из рук, озирается, задумывается. Человек относит кубы на место, ставит рядом, возвращается за лассо, несет его к кубам и складывает в аккуратный моток на малом кубе. Человек озирается, думает. Свисток со стороны правой кулисы. Подумав, человек идет направо. Его тут же вышвыривают на сцену, он падает, но тут же поднимается, отряхивается, озирается, думает. Свисток со стороны левой кулисы. Человек недвижим. Он рассматривает кисти рук, озирается в поисках ножниц, замечает их, идет, берет их и начинает подстригать ногти, прекращает, задумывается, проводит пальцем по лезвию ножниц, идет и кладет их на малый куб, озирается, расстегивает воротник, освобождает шею и ощупывает ее. Малый куб стремительно поднимается и исчезает вместе с веревкой и ножницами. Человек оборачивается, хочет взять ножницы и замечает, что произошло. Он озирается, думает. Он идет к большому кубу и садится на него. Большой куб уходит из-под человека, тот падает. Большой куб стремительно поднимается и исчезает. Человек остается лежать на боку, его лицо обращено к зрительному залу. Сверху опускается графин и повисает в нескольких футах от человека. Человек недвижим. Свисток сверху. Человек недвижим. Графин опускается еще ниже, покачивается прямо перед лицом человека. Человек недвижим. Графин стремительно поднимается и исчезает. Сучок возвращается в горизонтальное положение, пальмовые листья раскрываются, появляется тень. Свисток сверху. Человек недвижим. Дерево стремительно поднимается и исчезает. Человек рассматривает кисти рук.

З а н а в е с.

Конечно, впечатления от того, как это получилось в презентованном спектакле, у каждого, кто собрался в переполненном зале и, обступив по краям ряды кресел, стоя, затаив дыхание, следил за происходящим, сложились свои. Но ценность творческого успеха спектакля еще и в том, что режиссеру уже в дебютной постановке довелось встретиться с большим, самобытным мастером Шовги Гусейновым. И в том, что сам Шовги и здесь знал, вычислил, кто его герой, прежде, чем стал осваивать внешние контуры столь обобщенной до вселенских масштабов драмы то ли маленького, то ли просто одинокого, не случайно выписанного безмолвным человека, воплощающего в себе все одиночество мира. Вычислил как актер театра, в котором научился держать в благоговейном напряжении зал. И еще как лицедей, который уже общался с произведением лауреата Нобелевской премии по литературе, выдающегося писателя ХХ века Самюэля Беккета и для которого роль главного героя в знаменитой пьесе «В ожидании Годо» стала этапной.

Тогда, в 2004-м, Ш.Гусейнову довелось под руководством режиссера Джаннет Селимовой приобщиться к творчеству основоположника театра абсурда С.Беккета, написавшего «В ожидании Годо» в 1947 году — сразу после окончания Второй мировой войны, когда миллионам людей, пережившим зверства фашизма, концлагеря, потерю не только крова, но и близких, необходима была точка опоры, вера в идеалы, надежда на лучшее. Приобщиться к пониманию того, что глубинный пессимизм Беккета содержит в себе такую любовь к человечеству, которая лишь возрастает по мере углубления в познание бездны мерзости и отчаяния. И, готовя роль в новом, необычном спектакле необычного жанра, осознать, что, когда отчаяние кажется безграничным, выясняется, что сострадание не имеет границ.

Галина МИКЕЛАДЗЕ

Азербайджанские известия.- 2014.- 11 января.- С.- 3