Эльхан AЛИEВ, кинооператор-документалист:«Главное — поймать в кадр мгновения реальной жизни, которая в любой момент может оборваться»

Эльхан Орудж оглу Aлиeв — известный азербайджанский кинооператор, всю свою сознательную жизнь посвятивший документальному кино. Работать зачастую приходилось с риском для жизни, особенно в условиях накала общественно-политической ситуации в Азербайджане. Но, невзирая ни на что, опытный профессионал неотступно следовал по горячим следам борьбы, с которой началась новейшая история его Родины. С той поры минуло не одно десятилетие, но, увы, далекое эхо пережитого не перестает преследовать этого мужественного человека. Сегодня инвалид II группы карабахской войны Эльхан AЛИEВ проходит очередной курс лечения в Национальном центре онкологии, но при этом нисколько не теряет присутствия духа. В этом можно убедиться и по его ответам на вопросы корреспондента «Азербайджанских известий» Лалы БАГИРЗАДЕ.

— Приятно отметить, что суровый вердикт врачей не подорвал в вас веру в себя, в свои силы…

— Мне по жизни выносили и не такие вердикты! Я пережил вещи и похлеще, причем испытав их на собственном опыте, как говорится, «крупным планом». Знаете, работа оператора всегда сопряжена с известной долей риска, а что касается меня, то я не понаслышке знаю, что значит быть на грани жизни и смерти. В нашей профессии некогда думать об условиях, здесь важно вовремя запечатлеть в кадре конкретное событие на том или ином историческом отрезке времени. Я объездил с кинокамерой практически весь Азербайджан, снимал фильмы о деловых поездках нашего общенационального лидера Гeйдapа Aлиeва в бытность его первым секретарем ЦК Компартии республики, исколесил большую часть территории бывшего СССР. Постсоветский период совпал с политическими катаклизмами конца ХХ века, что вынуждало нас работать в экстремальных условиях, когда главное — поймать в кадр весь бурлящий поток сменяющих друг друга событий, реальную жизнь, которая в любой момент могла бы оборваться.

— А могли бы вы в то время предположить, что однажды окажетесь в руках армянских экстремистов?

— Да как вам сказать… О подобных вещах я даже не задумывался. Дело в том, что, вливаясь в гущу тех или иных политических событий, невольно становишься их непосредственным участником, но можешь стать и жертвой, а уж какая роль тебе выпадет при этом — предугадать невозможно. Видно, мне суждено было пройти и через это.

— Можно об этом поподробнее?

— Произошло это в 1991 году в Нагорном Карабахе, куда я был откомандирован по случаю визита в Азербайджан президентов России и Казахстана — Бориса Ельцина и Нурсултана Назарбаева. Вместе со мной в поездке были наши известные журналисты: покойный Чингиз Мустафаев, Эльмира Ахундова, Тунзаля Касумова, Надежда Исмайлова, кинодокументалист Хамис Мурадов, ныне покойный кинооператор Кочари Мамедов и другие наши коллеги. Предстояло снимать митинг в Ханкенди на городской площади, что, в общем-то, для меня было обычным делом. Но в то же время на нас невольно действовала царящая здесь жуткая атмосфера, представьте себе скопище людей, сверлящих нашу группу глазами, полными ненависти. В какой-то момент я интуитивно почувствовал, что сейчас непременно произойдет нечто неожиданное, и не ошибся. Буквально в ту же минуту какая-то женщина из толпы, неожиданно указав на меня, крикнула: «Турки, турки!». Ее слова прозвучали как команда нескольким местным армянам, которые, моментально среагировав, силой вырвали меня из группы азербайджанских журналистов, толпа мгновенно сомкнулась, а меня начали жестоко избивать. Изуродовали мне все лицо, переломали ребра… В неизвестном направлении исчезла моя камера. Я держался из последних сил, боясь потерять сознание. Не знаю, как долго продолжалось все это, помню только то, что мне связали руки, ноги и, надев на голову какой-то мешок, бросили на заднее сиденье машины и повезли в неизвестном направлении. Привезли меня в какой-то погреб, во всяком случае так мне показалось, здесь с меня сняли часы, обручальное кольцо, отобрали удостоверение, 30 рублей, чем-то сильно ударили по голове и удалились. Трудно сказать, сколько времени после этого я пролежал без сознания, но, придя в себя, почувствовал, что запекшаяся в носоглотке кровь и мешок, надетый на голову, мешают мне дышать. Первое, что стало мне ясно, — это то, что меня просто оставили здесь умирать, и на тот момент я действительно был близок к смерти, спасти от которой меня мог только глоток свежего воздуха. Собравшись из последних сил, я каким-то чудом сумел сорвать с себя этот злополучный мешок и жадно глотнул воздух. В ту же минуту началась автоматная перестрелка. «Наконец-то», — подумал я, решив, что это подоспели наши, но, увы, ошибся. Буквально через пару минут в погреб вошли армяне и сказали, что из-за меня они перестреляли своих.

— Чего они все же добивались?

— Это мне стало известно позже, а тогда меня перевезли в другое помещение, где стали отмывать от запекшейся крови, сначала водой, потом тутовкой, после чего начался долгий допрос. Я успел сосчитать: меня допрашивали ровно семнадцать раз и все время пытались узнать, кто я, где родился, на ком женат, сколько у нас детей, где я работаю. Затем мне заявили: «Тебя сюда послал Муталлибов, ты диверсант!». Наконец один из них закричал: «Когда тебя избивали на площади, из твоего кармана выпал пистолет марки ТТ. Если признаешься, отвезем тебя в Аскеран, оттуда отпустим в Агдам. Даем тебе 35 минут на размышление, по истечении которых ты будешь расстрелян». Я сразу же понял, что им просто была необходима моя подпись на соответствующем документе, что дало бы им возможность сдать меня властям как диверсанта и при этом доказать, что вся эта заваруха устроена азербайджанской стороной, чтобы показать Ельцину и Назарбаеву зверство армян. После этого меня могли бы сдать комитету «Карабах», открыть уголовное дело и посадить в тюрьму, где я был бы убит еще до суда. Я прекрасно понимал, что это может стать позором не только для меня, но и для моей семьи, для нашего государства, и потому выбрал расстрел. Это, по крайней мере, давало мне шанс погибнуть с достоинством, а не как трус. По истечении 35 минут один из боевиков схватил меня за ухо и заорал: «Ну что, признаешься?». «Нет», — решительно ответил я, отчетливо представляя себе, как жалко выгляжу в руках этих мародеров. «Прежде чем тебя расстрелять, мы отрежем тебе ухо», — не унимался он. «Ухо знаешь кому режут? — обратился я к нему с вопросом, на который сам же ответил: — Тем, у кого мать такая-то и жена ей под стать». В ту же минуту он прикладом автомата ударил меня с такой силой, что я отлетел к стенке, которая почему-то оказалась картонной. Я прорвал ее головой, но сознание не потерял. Меня вновь облили водой, посадили на стул и сказали: «Ладно, даем тебе время до утра». И тогда меня словно прорвало. Понимая, что терять мне нечего — утром все равно расстрел, — я обрушил на этих нелюдей весь свой гнев: «Вам что, плохо здесь жилось? Под чью дудку вы пляшете?». «Ты ничего не знаешь», — ответили мне боевики, но вдруг один из них воскликнул: «Ара, да у тебя золотой зуб! Сейчас мы его спилим». Действительно, в детстве мне поставили золотую коронку в качестве подарка ко дню рождения, когда мне исполнилось десять лет, и теперь она и без того еле держалась. Сняв коронку, я протянул ее боевикам, которые несколько расстроились, что не удалось поиздеваться надо мной. «Надень на место, — сказал один из них на азербайджанском языке и, немного погодя, добавил: — Я тебя узнал еще на площади, когда мы следили за развитием событий. Мы украли тебя у других боевиков». Его слова меня сильно удивили, но в то же время мне открылась причина недавней перестрелки, которую я услышал, сидя в погребе. «Помню, как ты приезжал в пионерлагерь в Шуше, где я был пионервожатым, помню, как ты меня фотографировал», — сказал он. И тут я вспомнил 1978 год, Дни культуры Украины в Азербайджане, вспомнил, как с делегацией Украины мы поехали в Ханкенди, затем в Шушу, где наверняка и попал в кадр этот армянский парнишка. «Я командир наших боевиков и хочу помочь тебе, — продолжил «пионервожатый», — но эти ребята из Еревана не дадут мне сделать это. Верю, что пистолет ТТ не твой, но если до утра не найдется его хозяин, я уже ничего не смогу для тебя сделать». После этого меня ненадолго оставили в покое, затем один из боевиков ворвался ко мне со словами: «Ара, ты знаешь, Ельцин на тебя розыск объявил. Но мы ельцин-мельцин не признаем, утром все равно расстреляем!».

— То есть расстрел вам грозил по-любому?

— Да, именно, но я, видимо, уснул или просто впал в забытье, потому что утром меня разбудил командир боевиков и сообщил: «Поздравляю, хозяина оружия нашли. Мы тебя обменяем на четырех армян-смертников, которые сидят в шушинской тюрьме». Пока он это говорил, с меня градом лился холодный пот, и в ту же минуту прогремел страшный взрыв. Все помещение заполнил запах газа, я на миг подумал, что, чудом спасшись от расстрела, погибну более страшной смертью. Но командир боевиков, завязав мне глаза, благополучно доставил меня в какой-то дом, где мне дали возможность искупаться, предложили еду, чай. От еды я отказался, поскольку есть совершенно не мог. Выпил только чай и долго сидел с закрытыми глазами, пока наконец мне не заявили, что за мной приехали. Затем какой-то незнакомец привез меня в комендатуру и, посадив за стол, сказал: «Я вам оставляю сигареты «Ахтамар» и спички. До свидания. Через десять минут снимите повязку с глаз». Едва он вышел, я сорвал с глаз повязку, и вскоре за мной пришел офицер с двумя солдатами, они повели меня к русскому коменданту, в кабинете которого находился прокурор НКАО, ныне покойный Игорь Плавский. Уже здесь все в один голос стали поздравлять меня с освобождением, начали звонить помощники Ельцина, Муталлибова, Назарбаева, журналисты из Женевы. «Мы вас сейчас же в госпиталь отправим», — сказал комендант. В этот момент в кабинет вошел тогдашний начальник Главного управления уголовного розыска МВД Азербайджана Рамиль Усубов. Напрочь отвергнув все возражения, он настоял на том, чтобы забрать меня с собой. «Но его необходимо госпитализировать», — попытался возразить комендант. Однако Усубов на его возражения заявил, что если меня поместят в госпиталь, то, скорее всего, убьют. Мы вместе спустились вниз, где нас уже ждала машина. Таким образом, Рамиль Усубов спас меня от неминуемой смерти, за что я буду благодарен ему до конца жизни.

— Разве вам даже после освобождения грозила смерть?

— Весьма вероятно, ведь это был их последний шанс убрать меня. По прибытии в Агдам меня сразу поместили в больницу, где, сделав рентгеновский снимок, выяснили, что у меня переломаны практически все ребра. Там же мне оказали первую медицинскую помощь. Затем Усубов повел меня к первому секретарю Агдамского райкома Велиеву. Здесь мне помогли полностью обновить свой гардероб, доставили на местный аэродром, откуда на заказном вертолете по специально открывшемуся коридору я был доставлен в Баку, в республиканскую больницу.

— Неплохой финал 35-минутного размышления… Но с кинокамерой вам, в общем-то, пришлось навсегда распрощаться?

— Разумеется, весь практически изувеченный, со II группой инвалидности, я даже думать не мог о своей профессии, с учетом того, что сама кинокамера, которую я должен был носить на плече, весит 14 килограммов. Мое положение еще более ухудшилось тем, что с этого момента я превратился в безработного инвалида, моя камера замолкла навсегда, а мне самому жизнь нужно было начинать с нуля. Это, конечно, было ужасное время. Не знаю, как бы дальше я жил, если бы тогда мне на помощь не пришел наш известный кинорежиссер, народный артист Азербайджана Огтай Миргасымов, который в те годы руководил объединением «Азеркиновидео». Именно он устроил меня на работу: сначала — комендантом в Управление кинопроката, позже — директором кинотеатра «Бахар». Никогда не забуду добра, которое мне сделал этот благородный человек в те трудные для меня годы. Однако интерес к кино тогда уже сильно упал и мне пришлось уйти и с этой должности. Но должен сказать, что роль Огтая Миргасымова в моей жизни этим не ограничилась. Благодаря его вмешательству я, наконец, был обеспечен квартирой, которую, кстати, ждал на протяжении двадцати лет.

— Не приходилось ли вам за все эти годы хотя бы раз пожалеть о собственном выборе профессии?

— Моя творческая биография началась в далеком 1964 году после удачного дебюта в студии хроникально-документальных фильмов (ныне государственная студия Salnamя) киностудии «Азербайджанфильм». С тех пор минуло более пятидесяти лет, и, поверьте, за все эти годы подобная мысль мне ни разу не приходила в голову. Жалею только о том, что, став инвалидом, я лишился профессии, которой посвятил всю свою сознательную жизнь. Но вопрос моего трудоустройства оставался нерешенным. И меня это очень беспокоило. В 1993 году мне пришлось обратиться к Тофику Аббасову, работавшему тогда в президентском аппарате. Он не остался равнодушен к моей ситуации и обратился в МИД по вопросу моего трудоустройства. В те годы министром иностранных дел Азербайджана был Гасан Гасанов, который с пониманием отнесся к этому вопросу, и я был принят на должность ведущего специалиста, а позже стал главным консультантом Управления информации МИД Азербайджана. С 1999 по 2003 год я работал комендантом — заведующим хозяйственной частью в посольстве Азербайджана в Египте. С согласия руководства нашей дипмиссии мне удалось наладить контакты с телекомпаниями и прессой Египта, которых я периодически снабжал информацией о жизни в Азербайджане, о культуре нашего народа, об истинных причинах карабахского конфликта. В те же годы, кстати, по египетскому телевидению прошел показ фильма Вагифа Мустафаева на арабском языке о нашем общенациональном лидере Гeйдapе Aлиeве. С 2009 по 2012 год я работал в посольстве Азербайджана в Украине, где также старался информировать украинскую общественность об истинных причинах и реалиях армяно-азербайджанского конфликта.

— Каких наград вы были удостоены за эти годы?

— В 1970 году меня наградили медалью «За доблестный труд». Уже в постсоветскую эпоху, в 2008 году, президент Азербайджана Ильxам Aлиeв удостоил меня медали «За отличие на государственной службе», чем я очень горжусь. Помимо этого в 2011 году я участвовал в фотоконкурсе календарей для дипломатических миссий на 2012 год, и моя фоторабота «Радуга» заняла четвертое место.

— Кстати, о фотосъемках. Помню, как вы снимали на международном форуме «Роль женщин в межкультурном диалоге» в 2008 году.

— Да, на это мероприятие я был делегирован от МИД Азербайджана. Кстати, снятые мною фотографии первой леди Мехрибан ханым Aлиeвой были напечатаны в первом номере журнала «Azяrbaycan Qadыnы», правда, к сожалению, без имени автора. Должен сказать, что это не единственный случай, когда мне посчастливилось снимать Мехрибан ханым. Еще в 1984 году на праздновании юбилея народного поэта Наби Хазри в Центральном доме литераторов в Москве я снял для киножурнала «Искусство» присутствующих на этом мероприятии нашего нынешнего президента Ильxама Aлиeва и Мехрибан ханым Aлиeву. В этот же период я снимал их вместе с нашим общенациональным лидером Гeйдapом Aлиeвым на премьере балета Фикрета Амирова «1000 и одна ночь» в Кремлевском дворце съездов. Конечно, есть немало людей, которые за свой полувековой стаж в истории национального кинематографа могут похвастаться более высокими наградами и регалиями. Я искренне рад за них. На мою же долю выпало счастье гордиться своей дружной семьей: супругой Татьяной — верной спутницей всей моей непростой жизни, прекрасными дочерями и внуками, за что я не перестаю благодарить бога. Сегодня я переживаю не лучший этап своей жизни, но хочу отметить, что особо благодарен директору Национального онкологического центра, ученому с мировым именем, академику Джамилю Aлиeву, главврачу центра Азаду Керимли, профессору Исе Исаеву, моему лечащему врачу Гюльмире Насировой, а также всему медперсоналу, создавшему мне все необходимые условия для лечения. Особо хочется отметить также известного журналиста, депутата Милли меджлиса Азербайджана Эльмиру ханым Ахундову, проявившую ко мне чуткое внимание в трудные для меня дни. И вот что я хочу сказать. Жизнь я прожил, как вы знаете, весьма трудную, но вместе с тем интересную, испытав немало и горя, и радости. Мне не раз доводилось находиться на волоске от смерти, но я не раз встречал на своем пути и поистине благородных людей, перед которыми по сей день чувствую себя в неоплатном долгу. До недавнего времени я полагал, что меня в этом мире невозможно уже ничем не удивить, не напугать, но теперь вижу, что все же ошибался. Видимо, в жизни, как и в кино, иной раз без субтитров сложно понять суть отдельных ситуаций. Будь моя воля, я бы к списку семи смертных грехов, о которых говорится в Библии, добавил бы еще один, едва ли не самый страшный грех, — равнодушие.

Азербайджанские известия.- 2018.- 20 января.- С.1, 3.