Ильгар САФАТ, кинорежиссер:«Роман «Моя необработанная форма» вырос из интересов всей моей жизни»

В Москве начала работу книжная ярмарка «Нонфикшн». Одна из ярких новинок, подготовленных издательством «Эксмо», — триллер «Моя необработанная форма» Ильгара Сафата. Наверняка многим знакомо имя автора. Когда-то Ильгар начинал работать в нашей стране, но потом переехал в Азербайджан и стал там известным режиссером. Документальные фильмы Сафата не раз получали награды международных кинофестивалей, а мистический триллер «Участок», снятый в 2008 году, был выдвинут на соискание премии «Оскар». На книжной ярмарке состоялся дебют Ильгара как писателя. С Ильгаром САФАТОМ пообщался корреспондент «КП».

— Ильгар, поздравляем с выходом романа. Расскажите, почему вдруг вы, успешный режиссер, решили обратиться к писательству.

— Дело в том, что писателем и режиссером я захотел стать одновременно. Еще

в школе писал романы, пьесы, занимался фотографией, снимал фильмы на восьмимиллиметровую любительскую кинокамеру. Путь в литературу и режиссуру оказался долгим и тернистым. К первому большому фильму «Участок» я шел двадцать лет, к первому роману — тридцать. Но некоторые мотивы, родившиеся еще тогда, в детстве, в далекие 80-е годы, дошли и до моих картин, и до книги.

— Вы живете в Азербайджане, но написали книгу на русском языке. Это сознательный выбор?

— Вообще, мне кажется, выбор делает не писатель, а народы: принимают ли они писателя или поэта в свое культурное лоно или отвергают его. А писатель ничего не выбирает, он — заложник своей судьбы, того языка, на котором мыслит и пишет, и той среды, в которой живет. Я воспитывался в Советском Союзе, в многонациональной среде. Пишу только на русском, но мне бы очень хотелось, чтобы мои книги были переведены и на азербайджанский язык.

— Ваш первый полный метр снят в жанре триллера, первая книга в жанре триллера. Почему?

— Тарковский говорил: «Настоящее искусство должно потрясать», этим мне интересен триллер. Через него можно выйти к предельным зонам человеческой психики, создать опасное экзистенциальное напряжение. К тому же мне всегда нравились триллеры и нуары: я специально упомянул в книге один из моих любимых нуаров 1955 года «Ночь Охотника» с Робертом Митчемом в главной роли.

— Откуда вообще взялась идея «Моей необработанной формы»?

— Этот триллер вырос из интересов всей моей жизни. В свое время я исследовал феномен люсидных, то есть осознанных сновидений, когда человек понимает, что он спит, и пытается контролировать свои сны. Мне захотелось поместить героя в сакральный континуум, но при этом подвергнуть его испытаниям захватывающей одиссеи. На одном крыле книги стоят Гомер, Софокл и Апулей, на другом Чехов, Гоголь и Достоевский. А еще, несмотря на всю свою кровавость и странность, эта книга очень личная. Есть там, к примеру, линия боксера-профессионала, пришедшая из моего детства и занятий боксом в школьные годы.

— Один из главных действующих лиц вашего романа — психиатр, создавший адскую программу «Голем 0.1.». Откуда у вас столько специальных знаний о психических расстройствах?

— Знаете, я довольно рано увлекся психологией, но в классическом ее проявлении, а потом, в начале 90-х, получил странную посылку из Москвы. В ней лежали книги: «Утро Магов» Жака Бержье и Луи Повеля, три тома Карлоса Кастанеды. Кто прислал мне эти книги — ума не приложу, но с того момента начался мой интерес к шаманизму и изучению измененных состояний. Десять лет спустя, уже живя и работая на Дальнем Востоке, я снял документальный фильм «Корни неба», где говорится о традиционном шаманском ритуале провода души умершего в царство мертвых Буни. После этого был мистический фильм «Участок», а одна из последних работ в созданном мной «Сафат-театре» была пьеса израильского драматурга Идо Нетаньяху «В поисках смысла». В ней рассказывается история австрийского психолога Виктора Франкла, человека, пережившего Холокост и создавшего такое направление в психологии, как логотерапия. Так что это направление всегда со мной.

— Работа сценариста отличается от работы писателя?

— Конечно! Это два совершенно разных вида творчества. То, что хорошо в романе, неприемлемо для сценария. В сценарии ты структурируешь историю, работаешь как архитектор. Нельзя привносить в работу над сценарием свои писательские методы: непрофессионально, когда сценарист пространно описывает звездное небо или зимний лес. А вот для писателя, наоборот, знание законов драматургии необходимо, ну или крайне желательно. Конечно, в современной прозе, в принципе, возможно уже все, что угодно, допустима абсолютная бесструктурность. Но я стараюсь и в прозе применять свои сценарные навыки и пытаюсь нанизывать истории, какими бы сложными они ни были, на крепкий позвоночник структуры.

— Планируете ли вы писать еще книги?

— У меня готова книга в жанре нонфикшн. Называется она Lucidity: сны о режиссуре». Это сборник философско-онтологических эссе, посвященных театру и образу Трикстера. Книга состоит из глав, описывающих измененные состояния сознания, люсидные сновидения, а также различные методы применения метафизического опыта в режиссерской практике. Еще я заканчиваю новый роман, который будет очень сильно отличаться от первого и по эстетике, и по жанру, и по затрагиваемым в нем проблемам. Наверное, останется только категория 18+. Это что-то вроде архетипической «сказки для взрослых», «путешествие героя» в духе исследований Джозефа Кэмпбелла.

Азербайджанские известия.-2019.- 7 декабря.- С.3.