Костер свободы

Порой сердце праведника — это всего лишь туз червей в колоде ловкого шулера

РДТ им. Самеда Вургуна представил зрителю новую постановку — мистическую трагедию «Жаворонок» Жана Ануя о жизни легендарной Жанны Д’Арк. Режиссером-постановщиком спектакля является Кямран Шахмардан — наш знаменитый соотечественник, постоянно проживающий за рубежом. Художник-постановщик был также приглашен из-за границы — это Татьяна Мельникова из Санкт-Петербурга.

Такого рода постановка — новшество для отечественного зрителя. В новинку были и сопровождение действа проекцией кадров фильма на тот же сюжет, и длительность спектакля (два акта по 80 минут каждый). Несмотря на впечатляющий визуальный ряд, более всего откладываются в памяти не костюмы, не декорации, не музыка и не хореография — хотя все это сделано поистине со знаком качества. Нет, более всего впечатляет… неторопливость подачи идей. Те неторопливость и постепенность, которые можно назвать высшим пилотажем идеологии.

Если проводить параллели с литературой, то «поглощение» средним зрителем среднего спектакля, как правило, напоминает чтение книг ребенком — залпом и с особым интересом к сюжету и картинкам, а не к лирическим отступлениям. Здесь же нам предлагается вкусить сценическое действо примерно так, как взрослый человек читает серьезную книгу — с чувством, с толком, с расстановкой, споря или соглашаясь с автором.

Надо сказать, что автор и режиссер «Жаворонка» довольно быстро рассеивают заблуждение по поводу того, что они якобы апеллируют к основам христианства — зритель очень быстро понимает, что церковный суд (а в конечном счете и сам сюжет) — это просто форма, камуфляж, в действительности же речь идет об общечеловеческих ценностях и морально-нравственных категориях. Является ли человек главным чудом из всех, сотворенных Богом? Должен ли человек во всем уповать на волю божью или ему стоит самому строить свою жизнь? Вот только два из тех серьезных вопросов, над которыми нам предлагает размыслить Камран Шахмардан, тонко уловивший веяние времени.

Татьяна Мельникова решила пространство сцены и основу костюмов персонажей в черном цвете. Декорации просты — десяток стульев с очень высокими спинками, размещенных на поворотном круге. «В фас» они — троны, а с тыла — щиты. Интересно, что декорации «Жаворонка», при всей схематичности, обладают свойством средневековых миниатюр (что еще больше укрепляет сходство от просмотра с процессом чтения книги): они кратко и емко отражают основные узлы сюжета постановки (так и хочется сказать — рукописи). Там и «древо фей», под которым Жанне впервые было святое видение, и королевские львы и лилии, и окно-«роза» Реймского собора — того самого, в котором короновались французские монархи, и пушки как символ битв и побед, и крест — как тень инквизиции, и сердце на кресте — как символ мученичества. Касательно сердца хочется сказать особо: по ходу сюжета выясняется, что порой сердце праведника — это всего лишь туз червей в колоде ловкого шулера… К слову, это — главная мысль пьесы «Жаворонок».

Налет средневековости спектаклю придает специфическое музыкальное сопровождение — в основном хоралы (произведения Вангелиуса, Арво Пярта, Эрки Свентюра). А налет мистичности создают не столько бесконечные богословские споры персонажей (за религиозной дымкой встают вполне земные расчеты), сколько свет (художник по свету — Николай Рудычев) и пластика героев (хореограф — Фуад Османов). Например, танец Жанны отчасти напоминает традиционную пляску дервишей.

Жанна, вокруг которой вертится действие, оказывается в центре внимания не только благодаря освещению (она почти постоянно находится под прицелом театрального «пистолета») и, естественно, сюжету. Нет, внимание прежде всего притягивает магнетизм таланта актрисы Мелек Абасзаде. Она завораживает зрителя, и именно ее исполнение — главный мистический момент всей постановки. Потому что настоящий талант лучше всего играет всеми гранями тогда, когда находит себя в главной роли всей своей жизни. Глядя, как Мелек буквально всеми корнями «срослась» со своей Жанной, приходишь именно к такой мысли.

Кстати, художник-постановщик со своей стороны продолжает идею автора и режиссера об Орлеанской деве как образе-иконе и одаривает Жанну… крыльями. Не банальными ангельскими, а боевыми, в духе Михаила-архангела — именно крыльями выглядят фигурные многоярусные наплечья доспехов героини. И ничего, что такого фасона доспехи были свойственны скорее китайским и японским воинам, чем французским: главное — выразить идею. А заодно удачно продолжить оформительский ряд в четко заявленном декорациями духе рукописной миниатюры.

Вокруг героини-мученицы вертится целая галактика: отец — грубый мужлан (Алексей Сапрыкин), светский лев Варвик (Фуад Османов), умный и жестокий инквизитор (Омир Нагиев), добродушно-звероватый ландскнехт Лаир (Садиг Ахмедов) и целый ряд других персонажей, военных и священников. При всей яркости отдельных образов все эти люди составляют единое целое, некую темную устрашающую массу. Не потому, что половина из них — члены церковного суда, заседание которого и есть хребет сюжета, где фрагменты истории жизни Жанны — просто ее «ожившие» показания. И даже не потому, что нужно максимально «высветлить» героиню на общем фоне. Нет, здесь главное в другом: показать героя-икону как голема, как послушный идеологический инструмент.

Не случайно заседание церковного суда в «Жаворонке» разительно напоминает одновременно заседание редколлегии какого-нибудь ток-шоу и военный совет. План действий таков: необычный жизненный факт, возникший случайно, но вовремя, раздувается до невероятного масштаба и тщательно пиарится, а после достижения цели «калиф на час» моментально вытаскивается из-под лучей славы и срочно выдворяется куда подальше (желательно — уничтожается). Ануевские фразы, вложенные в уста судей и осужденной, вполне могут стать крылатыми: «У каждого свой дьявол», «Бог — не нянька и не арбитр», «Пропаганда требует упрощений», «Бог не будет тратиться на чудо там, где можно обойтись здравым смыслом», и т.д.

Жанр пьесы Ануя — трагедия. Но и в трагедии возможен и даже обязателен оптимизм.

Его не может быть много — например только искра. Та самая, от которой вспыхнет костер инквизиции. Или свеча, которую вынесет на сцену Жанна-ребенок (ее сыграла Сара Османова). Но этот оптимизм — та сила, с которой Орлеанская дева выберет свет. Послушная марионетка оборвет ниточки. И финал спектакля удивляет не столько новым взглядом на старую знакомую историю, сколько возможностью сделать еще один выбор — вместе с Жанной. Потому что эта постановка — не о средневековье. Она о нас с вами.

Тамара БАГИРОВА

Азербайджанские известия.- 2009.- 18 марта.- С. 3.