Пять литературных наград Ляман Багировой

 

 Минувший, 2017-й, год оказался для Ляман Багировой особенно урожайным на награды в различных международных литературных конкурсах, проходивших в России, Украине, Беларуси и Болгарии. В самом начале года  она была удостоена премии и грамоты Чрезвычайного и Полномочного Посла России в Азербайджане Владимира Дорохина, следом пришло известие о ее победе в проходившем в 2015 году в Йошкар-Оле конкурсе «Белая акация», где она была удостоена диплома лауреата 1-й степени в номинации «Авторское профессиональное слово»  за рассказ «Кода», просто диплом был прислан в 2017 году. Далее фейерверк наград: диплом  финалиста Международного литературного фестиваля «Центр Европы» (голоцк, Беларусь); лауреата 1-й степени за рассказ «Любка» в номинации «Малая проза» в крупном международном литературном конкурсе «Русский Гофман», лауреата 1-й степени международного литературного конкурса «Большой Финал 2016—2017» в номинации «Малая проза» за рассказ «Любка» (г.Ковдор, Мурманская область, Россия); финалиста конкурса «Славянское братство» (Болгария);  лауреата 1-й степени международного конкурса «Сентябрь багряный» в номинации «Проза» за рассказ «Серое рассветное море» (гумен, Болгария); лауреата 1-й степени в номинации «Авторское профессиональное слово» в фестивале «Белая Акация» за рассказ «Серое рассветное море» (г.Йошкар-Ола, Республика Марий-Эл, Россия); лауреата 1-й степени за победу в номинации «Малая проза» в крупном международном литературном конкурсе «Созвездие духовности» (Украина), а также дипломов от СП Украины, Европейского конгресса литераторов (Чехия) и Союза писателей Грузии. Ляман Багирова также финалист XXXI открытого  фестиваля авторской песни, поэзии и визуального искусства «Витебский листопад-2017».  Имя Ляман Багировой мне открыл издающийся на русском языке журнал «Литературный Азербайджан», где она опубликовала ряд своих рассказов. Они привлекли внимание филигранной отточенностью слова, яркими, запоминающимися образами героев повествования, особой утонченностью и неординарным восприятием окружающего мира. Короткие рассказы Багировой раскрывают читателю и ее собственный образ — человека, внимательно вглядывающегося в окружающий мир, воспринимающего его на каком-то глубинном, подсознательном уровне, умеющего замечать такие его детали, мимо которых другой пройдет и не заметит, а она из этих деталей создает насыщенный красками жизни, эмоциями, особой философией оригинальный микромир, выхваченный из пространства того, что называется Жизнью. У живой человеческой  души молодая писательница выявляет только ей видимые глубины, а окружающую природу, ее животный и растительный мир, с их особым «языком» и «характером», волшебством своего таланта очеловечивает. Кто же такая Ляман Багирова? Как взращивался ее литературный дар? — Ляман, когда и как вы ступили на писательскую стезю? — Как я начала писать? Помог случай. По материнской линии я принадлежу к роду Мамедалиевых, известных химиков. Мама была дочерью  Габиба Мамедалиева, брата Юсифа Гейдаровича. Мой дед тоже был химиком-технологом, профессором, членом-корреспондентом Академии наук, он жил и умер в Москве. В 2012 году ему исполнилось бы сто лет, и если бы мама, единственный его ребенок, была жива, она бы эту дату отметила, но ее к тому времени не было в живых, значит, этим должна была заняться я. Но что могла я сделать, не имея средств?! Только почтить его память, написав о нем статью или эссе. Я написала большое эссе, которое назвала «Письмо к деду». Так получилось, что его вначале опубликовали в газете «Республика гянджляри», причем совершенно случайно. Просто редактор этой газеты оказалась знакомой одной из наших родственниц и, узнав о юбилейной дате дедушки, предложила опубликовать эссе в своей газете в переводе на азербайджанский язык. Когда же она прочла, то сказала: «Нет, мы не будем переводить, написано так красиво, что в переводе эссе в чем-то потеряет». Эссе было опубликовано на русском языке, а потом так получилось, что моя знакомая, прочитав его, позвонила редактору журнала «Литературный Азербайджан» Солмаз ханум Ибрагимовой, я отнесла это эссе в редакцию, и вскоре оно было опубликовано в газете «Мир литературы» В журнале и газете оно многим  понравилось и мне сказали: «Приносите свои материалы». С тех пор я стала писать и публиковаться в журнале «Литературный Азербайджан» и газете «Мир литературы». В журнале публикуются мои рассказы, а в газете — эссе о писателях. Я очень люблю маленькие формы — эссе, малосюжетные рассказы, новеллы, небольшие повести, чего не скажу  о  больших формах. Терпения на их написание, увы, не хватает! Хотя  я с большим удовольствием читаю и романы, и повести. Единственные романы, которые я одолела «от» и «до» как бы на одну «присядку», это исторический роман Мориса Дрюона «Проклятые короли» и, как ни странно, «Марию Стюарт» Цвейга. Там практически нет диалогов, сплошное повествование, но, тем не менее, я не могла от него оторваться. Мои любимые авторы — это Антон Павлович Чехов и Константин Георгиевич Паустовский, а из поэтов — Пушкин и Лорка. — Как вы объясняете себе ваше тяготение к малым формам? — Мне кажется, что  малосюжетная проза подобна увеличительному стеклу, благодаря  которому можно лучше рассмотреть своего героя, описываемый интерьер или картины природы и обнаружить при этом такие детали, на которые при наличии большого количества  персонажей не обратишь внимания, не заметишь. — Мне интересно, когда у вас проявилось особое восприятие Слова, ощущение его? — Обычно говорят, что об этом надо спрашивать не самого человека, а тех людей, что шли по жизни рядом с ним. Моя подруга — самая близкая, самая родная, с которой мы дружим уже более 30 лет, и с которой мы вместе учились в  школе, сейчас живет в Минске, — написала отзыв на изданную три года тому назад мою книжку ...В нем она написала, что мой дар, как она громко назвала, проявился в раннем детстве. Я не помню, а она, вот, помнит. Она говорит, что мои сочинения были самыми лучшими в классе и всегда отличались оригинальностью мышления, владением словом. Это говорят люди, которые были около меня, а что касается владения словом, не знаю… — Я задам  вопрос по-другому: когда впервые литературное слово ярко отозвалось в душе? При чтении какой книги? — Не поверите, но я помню этот день с фотографической точностью. Это было 21 мая 1974 года. В тот день мы сидели с няней за ее круглым, уютным столом и она учила меня читать. Я как раз написала об этом в маленьком рассказе Je taime — это по-французски «я люблю тебя». В нем  я вспоминала свою любимую няню. Мне тогда было где-то пять или шесть лет. Первой книгой, книга, которую я прочла, были сказки Андерсена. Она и сейчас со мной, эта старенькая книга моей мамы 1955 года издания. Она уже несколько раз была переплетена, страницы ее стали ветхими, но эта книга мне бесконечно дорога, и как память о маме, и как память о моем детстве. В ней есть сказка «Девочка со спичками». Няня велела прочитать мне ее.  Я  стала читать и до сих пор помню это ощущение чего-то завораживающего, волшебного, когда я читала о том, что был канун Нового года, Рождества, и с неба падали, кружась, белые снежинки. У нас в Баку снег бывает редко, и это ощущение кружащихся белых снежинок мне очень понравилось. И вот, говоря об  отношении к слову, чувстве слова... Как будто бы слова — это огромные белые снежинки, каждая из которых должна опуститься на свое место. Слово должно точно «сесть» на свое место, как бильярдный шар в лузу. Оно должно быть верным, употребленным к месту, или не произноситься вообще. Вот, наверное, так. — Может, тогда у вас, в те 5 или 6 лет, и закрепилось что-то в подсознании? — Всегда было желание что-то фантазировать, и мне часто говорили, что я фантазерка, но мои фантазии были не банально определенными, как, например, девочка представляет в своем воображении принца на белом коне. У меня всегда возникали вопросы, а почему именно на белом коне, а не на сером в яблоках, или, вообще на зебре или на велосипеде, и почему непременно принц, а не король, или герцог? И всегда хотелось чего-то сказочного, нежданного, негаданного, необычного. Уже потом, учась в школе, прочла биографию Наполеона, в которой приводился интересный факт. Наполеону предложили пройти небольшое испытание, когда он  был еще не императором, а генералом армии. Ему дали лист бумаги, на котором был начерчен круг, и предложили поставить точку в любом месте, где он посчитает нужным. То есть эту точку можно было поставить внутри круга, за кругом, где угодно, можно и удаленно от центра. Смысл теста был в том, что чем дальше от центра поставлена точка, тем человек больше будет стремиться вырваться из рамок предначертанного ему природой, судьбой. Наполеон перевернул лист и поставил точку на обратной его стороне. Если испытуемый человек ставит точку внутри круга, значит, он никогда не выйдет за рамки своей судьбы, хотя и будет стремиться к этому. Если он поставит точку на этом же листе, но за пределами круга, он может преодолеть судьбу и выйти на неизведанный уровень, но Наполеон поставил точку вообще на обороте листа. В результате явился в истории тем, кто перекроил мир! Помню, этот факт меня поразил. Я бы никогда не поставила точку за пределами круга, может, потому, что женщина, а женщине, да к тому же выросшей на Востоке, труднее вырваться из рамок, определенных судьбой, но все же я поставила точку хоть и внутри круга, но максимально удаленно от центра. — Вы где учились, на каком факультете? — В БСУ, тогда это был Азербайджанский педагогический институт русского языка и литературы имени М.Ф.Ахундова. — А как вы стали работать в библиотеке? — Где мне только не приходилось работать! Так получилось, что у меня умерла мама, потом я работала в театре, тогда же вышла замуж, родилась дочка, я какое-то время сидела дома, а в 2000-м, когда дочке исполнилось три года, стала работать в библиотеке. Сейчас я работаю заведующей сектором учета печатной продукции отдела «Национальной библиографии и учета печатной продукции Азербайджанской национальной библиотеки имени М.Ф.Ахундова. — Изначально, когда выбирали будущую профессию, кем вы хотели быть? — Я всегда колебалась между двумя дисциплинами — литературой и биологией. Это были два моих самых любимых предмета в школе. Дело в том, что мои родители, естественно, как это принято в добропорядочных восточных семьях, хотят видеть сына юристом, а дочь — врачом, но я никаким врачом быть не хотела, хотя в юности я, конечно, поддавалась воздействию, уговорам взрослых, но потом ума хватило понять, что это совершенно не мое. Там надо было сдавать физику и химию, а мне — стыдно признаться! — оба эти предмета не давались в школе, хотя мои родители — и покойная мама, и ныне здравствующий отец, дай Бог ему здоровья, — оба физики. Бабушка с дедушкой были химиками, папин отец — врачом, так что они хотели видеть меня врачом, но как раз эти две специальности — юриста и врача — я не люблю, смертельно боюсь.  Мои родители и бабушка просто отчаялись. Я пыталась выучить какие-то формулы, не понимая ничего, и, наконец, сказала «нет». Людей этих двух профессий я уважаю, порой преклоняюсь перед их мужеством и преданностью профессии, но, честно говоря, сами понятия «медицина» и «юриспруденция» вызывают у меня неприятное, тревожное чувство, от которого долго не могу оправиться. Поэтому по сей день стараюсь держаться от них подальше. В нашем роду были и биологи. Вот, биологию, как ни странно, я очень люблю и неплохо в ней разбираюсь, особенно в ботанике. Вообще у меня всегда был выбор между биологией и литературой, потому что всегда это были два моих любимых предмета, но опять-таки на биофак я не пошла из-за необходимости сдавать химию и еще потому, что литературу я все же любила больше. В институте училась отлично, была именной стипендиаткой, и обучение завершила с красным дипломом. — И вот спустя годы, после всех жизненных перипетий вы ступили на писательскую стезю... — Наверное, это во мне зрело. Я очень много читала и,  хотя являюсь абсолютно не религиозным человеком, убедилась на собственной шкуре в справедливости библейской поговорки «Время разбрасывать камни и время собирать камни». Действительно, в какое-то время жизни ты собираешь информацию из разных книг, накапливаешь впечатления, напитываешься ими,  сохраняешь все в своей памяти, душе, а в какой-то момент ощущаешь, что это по скрупулам, как у аптекаря, спрессовалось, выкристаллизовалось в тебе и ты можешь делиться своим богатством с миром. — Помимо литературы, есть ли у вас еще любимые занятия? — Я люблю возиться в саду, правда, он у меня маленький, это палисадник. Я живу на первом этаже пятиэтажной «хрущевки». Я люблю что-то сажать — нарциссы, гиацинты. Когда деньги позволяют, покупаю в магазине «Флора» саженцы цветов, луковицы, растут  у меня и чайные розы, из которых весной я люблю варить варенье. Очень люблю готовить, заниматься соленьями, маринадами. Все делаю сама, когда начинается «бабья страда» и кончается лишь в ноябре, когда консервирую оливки и фейхоа. Очень люблю своих питомцев — кошек. У меня их три. Конечно, люблю свою семью. Дочка, супруг, папа, коты, палисадник, цветы, работа, библиографические справочники, переводы и в перерыве — рассказы и эссе. Когда позволяют средства — путешествия. Очень люблю ездить. Жаль, не всегда это возможно. Так и живу. — Ляман, мне все же хочется вас спросить, чем вам близко творчество Чехова и Паустовского? — Говоря о Чехове, наверное, отмечу одну особенность его творчества, чрезвычайно располагающую меня к нему: НЕНАВЯЗЧИВОСТЬ. Видите ли, я по натуре  человек очень свободолюбивый. Но не  анархический, нет!  Не люблю безтормозность, отсутствие этики, фамильярность — это мне  ненавистно. Но чрезвычайная зажатость для меня всегда граничит с ханжеством, которого я не переношу на дух.  Мне претит любое  навязывание истин, чрезмерно наставительный и назидательный тон. Чехов  при всей его насмешливости и сарказме над человеческими слабостями и пороками, как мне кажется, уважал человека в самой его сути. Уважать человека — значит оставлять за ним право мыслить и чувствовать так, как тому потребно. Да, Чехов негодовал над негативными сторонами жизни и человеческой натуры, беспощадно высвечивал их, но никогда не навязывал своего мнения, не ставил себя, свое авторское «я» выше своих героев, выше читателя, не считал себя вправе поучать читателя. Изображая своих бесчисленных героев, он предоставлял самому читателю делать выводы. Да, он мог подчеркнуть свое позитивное или негативное отношение к описываемому, но делал это мягко, ненавязчиво, через детали, так, чтобы у читателя неизменно оставалась СВОБОДА домыслить образ героя и самому сформировать свое к нему отношение. Недаром Чехова называют певцом настроения, мастером подтекста. Это — великое искусство — мягкими импрессионистскими мазками обозначить характеры, быт, пейзажи так, чтобы читатель чувствовал себя сопричастным к разворачиваемым действиям,  имел возможность самостоятельно сформировать свое отношение к описываемому, а не являлся бы послушным учеником в школе изящной словесности, где строгий маститый учитель назидательно вдалбливает ему в голову прописные истины. Паустовский… Чем он близок мне? На его творчестве я могу просто отдыхать, упиваться построением фразы, стилистическим ее оформлением. Сочный образный язык, чудный, неповторимый! Но самое главное, что меня привлекает в творчестве Паустовского, — ДЕЛИКАТНОСТЬ. Кстати, когда его самого спросили, что он больше всего ценит в людях, он ответил — «деликатность». Это почти уходящее из современной жизни понятие. Люди (зачастую взрослые солидные люди, а не юнцы, у которых можно многое списать на возраст) так стремятся подчас быть нужными и полезными своим ближним, что лезут по делу и без дела в то, что их априори не касается, оправдывают свое рвение стремлением заботы, и даже не замечают, как излишне «добрый» пыл может ранить и задеть ближних. Как мне кажется, настоящая забота в первую очередь должна быть деликатна. В противном случае, в этой заботе больше выпячивания себя, подчеркивания своего «я», своей незаменимости, а не действительно заботы о ближнем. Паустовский в своем творчестве был деликатен. Описывал ли он процесс добывания мирабилита  или красоту степного цветка, или пробуждающееся чувство любви — во всем сквозила невероятная бережность, деликатность и тактичность. Именно в этом, как мне кажется, волшебство его прозы — он был деликатен к слуху и чутью читателя, кропотливо работал над текстом и не позволял себе оскорблять его банальными и избитыми метафорами, шаблонными фразами, поэтому так богат и  образен язык его произведений.

 

Франгиз ХАНДЖАНБЕКОВА

 

Бакинский рабочий.-2018.- 4 мая.- С.4.