Величие сердца Назыма Хикмета

Миссия - быть рядом с народом

В эти дни литературная общественность Азербайджана отмечает 120-летний юбилей великого турецкого поэта Назыма Хикмета. Знаменательной дате будет посвящено и очередное заседание Союза писателей Азербайджана, которое состоится сегодня.

Его мечтой было торжество справедливости на Земле и братство народов. За ее осуществление он заплатил сверхвысокой ценой - своим благополучием и жизнью. 17 лет просидел в тюрьме у себя на родине, а затем пережил немало трагических минут, живя в Москве...

Было время, когда знаменитые стихотворные строки поэта - «И если я гореть не буду, и если ты гореть не будешь, и если мы гореть не будем, то кто же здесь рассеет тьму?!» - служили жизненным девизом и знаменем многих романтиков Советского Союза.

После смерти Назыма Хикмета при Союзе писателей СССР была создана комиссия по литературному наследию поэта. О проделанной ею работе, которая помогла восполнить многие пробелы жизни и деятельности Назыма Хикмета, о неопубликованных произведениях и многом другом в эксклюзивном интервью газете «Бакинский рабочий» рассказал доктор филологических наук, член Союза писателей Азербайджана, профессор Тофиг Меликли.

- Комиссия по литературному наследию Назыма Хикмета была создана вскоре после кончины поэта, - рассказывает профессор Меликли. - Ее председателем стал близкий друг поэта Константин Симонов, который всячески помогал и поддерживал его, а секретарем - Акпер Бабаев. После того, как они ушли из жизни, комиссию возглавил Мирза Ибрагимов, а ответственным секретарем назначили меня. В комиссию вошли также и те, кто был тесно связан с поэтом, на кого Назым Хикмет оказал влияние. Среди них были Евгений Евтушенко, Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина, то есть поэты-«шестидесятники». Они очень часто приезжали в Дом творчества писателей в Переделкино, где жил Назым Хикмет, чтобы прогуляться с ним на свежем воздухе, побеседовать о литературе, поделиться о том или ином событии. Бывало, он сам приглашал их для разговора и общения. Назым в случае необходимости писал рецензии на их книги, оказывал самую разнообразную поддержку, как это было, например, с Евтушенко: в трудные минуты его жизни, когда того выслали из Москвы, Назым добился его возвращения.

Поскольку Мирза Ибрагимов находился в Баку, фактически функции председателя и ответсекретаря приходилось выполнять мне. От имени Союза писателей я регулярно обращался в соответствующие структуры, встречался с официальными лицами и добивался многого. В частности, благодаря нашим усилиям имя Назыма Хикмета было присвоено находящейся около его дома библиотеке, улице, на которой он жил, подготовлено к изданию несколько многотомников его сочинений, составлять и редактировать которые приходилось мне. Комиссия работала до 1991 года.

- Какую задачу поставил перед собой новый состав комиссии?

- Во-первых, сохранить архив писателя: собрать, систематизировать и передать в литературный архив Российской Федерации, где хранятся архивы большинства писателей. Во-вторых, популяризировать его творчество - готовить к печати книги, проводить юбилейные мероприятия, поэтические вечера. Назым Хикмет очень много помогал художникам, которые создали его портреты. В тяжелые для них моменты он скупал их произведения, а потом дарил своим друзьям. Образно выражаясь, в это темное и страшное время, в 50-е, Назым Хикмет был светлым лучом для окружавших его творческих людей, человеком, который всегда был готов протянуть им руку помощи. В этом ему помогала всемирная известность.

Когда он сидел в тюрьме, в борьбу за его освобождение включились такие выдающиеся поэты, писатели и ученые, как Луи Арагон, Поль Элюар, Бертольт Брехт, Фредерик Жолио-Кюри, Жан-Поль Сартр, Жоржи Амаду, многие международные организации, писательские союзы… Турецкое правительство под таким мощным давлением было вынуждено освободить поэта. В тот же год он был удостоен Международной премии мира, избран в президиум Всемирного совета мира. Евгений Евтушенко не случайно сказал, что «такие люди, как Назым Хикмет, не бывают иностранцами ни в какой стране, их сердце становится всемирным паспортом».

Между тем в СССР с некоторых пор стали за ним следить, мешать его общественной деятельности, таким образом давая понять, что он не у себя дома и многое для него непозволительно.

Сам Назым, живя в советской стране, не считал себя иностранцем и высказывался по всем важным социально-политическим вопросам, боролся с партийно-бюрократической системой. Он говорил: «Если я вижу несправедливость, не могу остановить себя…» Он считал себя обязанным реагировать на несправедливость независимо от того, где это происходит, - будь то в России, Турции или в Европе. Для него это не имело значения. Он все воспринимал очень близко к сердцу. Лечащий врач, зная это, советовала ему мало читать газеты, слушать радио, интересоваться происходящими событиями, не волноваться. Ей он посвятил стихотворение «Разговор с Лидией Ивановной»: «Лидия Ивановна, дорогая моя, как я могу быть спокойным, когда мои друзья погибают в Китае?!»

Назым Хикмет был уникальной личностью, гениальным художником ХХ века. Кстати говоря, у него есть стихотворение «Двадцатый век», где он в форме беседы с женой говорит: «Нет, моя золотая, я горжусь своим веком, веком тяжелым, жестоким».., но «я сын своего века». Это может сказать только художник с великим, общечеловеческим отношением к миру, любовью к человеку, ко всему прекрасному.

- Приходилось ли членам комиссии сталкиваться с какими-либо трудностями, например, в выявлении тех или иных документов?

- Были лишь трудности, связанные с общением с его женой Верой Туляковой. В книге «Мои дни с Назымом Хикметом», которую она написала, нет ни единого слова правды. Она хотела «приватизировать» Назыма, использовать его богатейшее наследие в целях наживы, зарабатывания денег. Она обещала, что квартира, в которой жил Назым, станет музеем, и ничего не будет там тронуто, но уже через два года из квартиры исчезли личные вещи поэта, в том числе те, которые привозили ему из Турции друзья. Он гордился своей квартирой, стены которой были развешаны картинами Пикассо, фотоснимками Стамбула, работами турецких художников… Мы готовы были превратить ее в музей.

- И все же, не может быть, чтобы вы не нашли какие-то связанные с поэтом неизвестные бумаги, документы…

- Мне удалось в одном из архивов Стамбула найти утерянную часть эпопеи «Человеческая панорама», я ее перевел, включил в эпопею, и она вышла под моей редакцией. На сегодня она является наиболее полным его произведением в мире.

- Каким было ваше первое впечатление от его стихов?

- Мне была привычна традиционная поэтическая форма, очень звучная русская народная поэзия, стихи Самеда Вургуна, я на этом вырос, а тут я был удивлен отсутствием в стихах Назыма мелодии. Ритм есть, но мелодии нет, зато был глубочайший смысл, который заставлял думать. Это была поэзия мысли. И в Азербайджане у него были последователи, которые пошли по этому пути еще с двадцатых годов, и Расул Рза был одним из первых.

- Назыму Хикмету пришлось жить в сложное время и многое пережить…

- Мы никогда не знаем, как распорядится нами судьба, ибо время ее определяет. Вот так же сложилось с судьбой Назыма Хикмета. Он родился в начале ХХ века, в 1902 году, и именно с этого времени начинается новая, трагическая история человечества. В 1914-м началась Первая мировая война, после этого произошел распад двух крупных империй - Российской и Османской, вспыхнули народные волнения, переходящие в революции, и на развалинах этих империй стали зарождаться новые государства. Позднее наступило небольшое затишье, и общество, каждый человек стали подумывать над тем, как дальше жить, как обустроить свою страну, свою личную жизнь. Однако прошло не так много времени, как началась Вторая мировая война, были сброшены бомбы на Хиросиму и Нагасаки.., начался распад колониальных держав, и… вновь стали появляться новые государства и т.д.

Назым Хикмет прожил всего 61 год. На долю этого человека, большого художника, который, в отличие от простых людей, близко воспринимал все происходящее у себя дома и в мире, пропуская через свое сердце, собственное мироощущение, восприятие действительности, выпало столько горестных событий. Он родился в аристократической семье, его дед был генералом турецкой армии и в свое время губернатором. Мать - одна из первых турчанок, учившихся в Париже, освоила ремесло художника, прекрасно знала французский язык и французскую литературу. Жили в достатке, и вдруг, в одночасье, все стало рушиться. Представьте, какая тяжелая и сложная стояла перед ним задача: не только самому пережить и выдержать натиск времени, остаться человеком, но и, будучи художником, поэтом, научиться видеть за негативными явлениями жизни простого человека, то, как он пытается выжить и создать новый, светлый мир, как он нуждается в духовной поддержке, умном поэтическом слове. Всю свою жизнь он посвятил этой нелегкой миссии - быть рядом с таким человеком, рядом с народом.

Когда Назыму было 17 лет, он переезжает в Анатолию, чтобы участвовать в начавшемся там национально-освободительном движении во главе с Мустафой Кемалем Ататюрком. В Анатолии он увидел ужасные картины крайней бедности и нищеты местного населения. Это был настоящий удар для молодого человека, у которого о жизни и стране были самые романтические представления. Надо менять такой мир, решает он. «Но как?» - задается вопросом. Турки, которые воевали в Германии, возвращаясь на родину, рассказывали о революции в России, о том, как там крестьянам раздают землю, а рабочим - фабрики и заводы, и правительство там рабоче-крестьянское. И 19-летний юноша принимает решение ехать в Россию, чтобы встретиться там с Лениным и спросить, как сделать у себя дома такую же революцию. Это было романтическое устремление, Назым пытался помочь себе, своему народу выйти из создавшегося тяжелого положения. По дороге в Москву Назым на протяжении всего пути видит ужасающие картины голодающих, нищенствующих людей, которые бросались к вагонам, прося милостыни и хлеба. Все это отразилось в его стихотворении «Зрачки голодных».

Однако, приехав в Москву, Назым не стал революционером или политическим деятелем, а, поскольку был творческим человеком, втянулся в царящую там бурную литературную жизнь российской столицы. В 1918-1923 гг. в России, и в особенности в Москве, царил не только политический, но и поэтический бум: существовали десятки различных поэтических течений - символисты, акмеисты, имажинисты и др. Попав в эту атмосферу, Назым участвует во всех поэтических вечерах и начинает понимать, что с его турецкой литературой что-то не то. Надо создавать литературу, считает Назым, литературу, соответствующую духу времени. И Назым совершает поэтическую, литературную революцию. Он один из тех, кто создал свободный стих, который в дальнейшем повлиял на русскую и европейскую литературу. Вот в чем гениальность Назыма. Все его творчество открывало не течение, а огромнейшие пласты, направление в литературе Турции. Отныне турецкая литература не могла уже развиваться по старым течениям, направлениям. У нее появилось много последователей, а потом и те, кто продолжил эту революцию в поэзии в первую очередь. Кстати говоря, эта революция продолжалась и в прозе, и в поэзии одновременно.

И еще один момент, на который хочу обратить внимание: Назым Хикмет прожил чуть больше 60 лет, которые можно условно разделить на четыре этапа. Первый - это годы детства, до 1917 года. Это благополучная семья, аристократическое воспитание.

С 1918-го по 1935-е гг. - пора его становления как революционера, время, когда он, мечтая о лучшей доле для своего народа, положительных переменах в обществе, вступает в компартию Турции, откуда был исключен за свои смелые, антиправительственные выступления, несогласие со многими установившимися порядками. Третий этап - тюремный. Его посадили даже не за революционную деятельность, а за революционные стихи, за те идеи, которые он в них декларировал. Человек для него - главная фигура в его творчестве. Наконец четвертый этап - это годы жизни в Москве, 1951-1963 гг. Это трагедия, полнейшее разочарование в тех идеалах, которым он посвятил всю свою жизнь, это - гибель близких друзей. Так, прилетев в Москву, Назым спрашивает про Мейерхольда, у которого учился писать пьесы и театральными постановками которого восторгался, считал его крупнейшим театральным режиссером мира, вдруг узнает, что он уничтожен. Так же, как и его друг Николай Экк, с которым они создали сатирический театр «Метла», бомжевал, затем попал в психбольницу, а в городе, куда ни посмотришь, всюду портреты и памятники Ленина и Сталина. И он, наивный, застрявший мыслями в тридцатых годах, говорит, что попросит Сталина принять его, чтобы сказать, что этого делать нельзя, коммунист не должен себе этого позволять. А на дворе был 1951-й год, Сталин был еще жив. Он, конечно же, попадает под слежку спецслужб, а поскольку порой открыто проявлял свою нелояльность, отныне везде и всюду его сопровождает «хвост». Несмотря на все это, Назым Хикмет начинает кампанию по реабилитации Мейерхольда, выступает в театральных обществах, говорит о его значимости как выдающегося режиссера, вспоминает про его постановку «Ревизора» и сравнивает ее не в пользу МХАТовской. За что попадает в немилость театрального общества. Ему начинают намекать, что он чужак в этой стране, что нельзя лезть в чужой монастырь со своим уставом, так как ты здесь гость. В ответ он пишет пьесу «А был ли Иван Иванович?», где разоблачает культ личности. При этом он оставался как бы живым олицетворением коммунистических идеалов, борцом за их идеалы. Арестовать или расстрелять его не могли, но и терпеть тоже. И это было настоящей трагедией для Назыма, о чем я написал в своей статье «Назым Хикмет в Москве».

- Вы писали эту статью на основании архивных документов или воспоминаний его современников?

- К тому времени, когда начала работать наша комиссия, многие архивы были открыты, и мы подняли весь архивный материал, связанный с Назымом Хикметом. Среди них мы нашли и донесения того самого «хвоста», о котором я говорил. Он посылал доносы непосредственно в ЦК Компартии, и в международном отделе на их основании готовили справки для Сталина. Оказалось, они начали копаться в его прошлом, в его происхождении… Так обычно бывает, когда придраться не к чему, а надо.

- А разве до этого не было известно о его происхождении?

- Архивы открылись в начале 80-х с провозглашением гласности, было создано общество «Мемориал», когда начали публиковать информацию о подвергшихся репрессиям людях, документы о сотнях и тысячах безвинно осужденных и расстрелянных или сидевших в сталинских тюрьмах и т.д.

- Скажите, сам Назым Хикмет в своих стихах как-то намекал на факт слежки за ним?

- У Назыма есть стихотворение «В темноте», где он в поэтической форме говорит об этих вещах. Большую роль в раскрытии определенных эпизодов из жизни Назыма, его отношения к ним сыграла «Литературная газета». Публикации «литгазеты» вызвали настоящий резонанс в обществе, многие бросились искать дополнительные сведения, документы, стали публиковаться его письма. Был опубликован и весь материал, посвященный обсуждению его пьесы «А был ли Иван Иванович?». В пьесе играли, можно сказать, героические люди, которые, несмотря на атмосферу, царившую в обществе, все же подчинились внутреннему голосу разума. Константин Симонов опубликовал эту пьесу в журнале, а Плучек, главный режиссер театра сатиры, осуществил ее постановку. Она была показана всего три раза. В первый день премьеры конная милиция не могла остановить поток людей к театру на Малой Бронной, где собрались тысячи и тысячи людей, стремившихся попасть на спектакль, потому что спектакль был по сути художественным разоблачением культа личности Сталина. Назым находился в Варшаве, когда его гражданской жене сообщили о том, что пьесу запретили, что директора театра исключили из партии и выгнали с работы, а Плучека вызвала на ковер сама Фурцева. Словом, был невероятный переполох.

Назым тогда хотел покончить жизнь самоубийством и принял снотворное. Я это все рассказываю, чтобы показать, как трагически заканчивает жизнь романтическая, революционно настроенная светлая личность. В Турции в это время Назым Хикмет был объявлен врагом народа и лишен гражданства. В Варне, стоя на берегу Мертвого моря, Назым сказал: «Хочу вернуться в море, в Стамбул, к своему сыну».

Всю свою жизнь Назым Хикмет потратил во благо светлого будущего человечества, а оно, особенно коммунистическая реальность, разрушила все романтические, революционные мечты этого великого человека. Какое сердце могло выдержать все это?! И все же он победитель! Не могу не вспомнить слова Евтушенко: «Роль, которую сыграл Назым Хикмет в истории, была ему предназначена. И он сыграл эту роль гениально!»

- Тофик муаллим, ваша дипломная работа была посвящена автобиографическому роману Назыма Хикмета «Жизнь - прекрасная штука, брат!», а с самим поэтом вам хоть раз довелось встретиться, услышать его голос?

- Конечно, и для меня это стало огромной радостью, счастьем. Он был моим любимым поэтом, и когда деканат востфака Азгосуниверситета предложил выпускникам на выбор - сдавать госэкзамены или писать дипломную, я выбрал второе, потому что еще на четвертом курсе написал курсовую работу, посвященную автобиографическому роману Назыма Хикмета «Жизнь - прекрасная штука, брат!», и захотел расширить эту тему в своей дипломной работе.

В один из осенних дней 1962 года меня вызвал к себе декан факультета Юсиф Ширван и сказал, что в Баку для участия в праздновании 150-летнего юбилея Мирзы Фатали Ахундзаде приезжает Назым Хикмет: «Завтра мы поедем встречать его, я познакомлю тебя с ним, поговоришь с ним по-турецки и скажешь, что пишешь курсовую по его роману, он очень обрадуется этому».

Сложно передать те чувства, которые овладели мной тогда. На вокзале я увидел стоявших в ожидании московского поезда Расула Рзу, Мирзу Ибрагимова, Сулеймана Рустама и многих известных деятелей культуры Азербайджана. Декан представил меня Расулу Рзе, сказал, что пишу курсовую по творчеству Назыма Хикмета и хорошо знаю турецкий язык. В ответ Расул Рза сказал, что есть большая нужда в исследователях современной турецкой литературы и повторил слова Юсифа Ширвана о том, как порадует Назыма Хикмета звучание в Баку родной для него речи.

…И вот к перрону медленно подъехал поезд, открылась дверь спецвагона и… появился легендарный Назым Хикмет. Я описал эту встречу в своей книге Suyu axtaran adam («Человек, ищущий воду»). Наконец, когда время традиционных объятий, слов, выражений радости завершилось, Расул Рза представил меня высокому гостю. «Ты прочел мой роман?» - спросил Назым по-турецки. «Естественно, мастер! - ответил я также по-турецки. - С большой любовью и хочу, пользуясь возможностью, сказать, что рад видеть Вас!» На что Назым с незабываемой улыбкой ответил: «Я тоже рад слышать звучание турецкой речи».

На всем протяжении пути к ожидавшей его машине он разговаривал со своими друзьями, время от времени расспрашивая и меня, насколько хорошо я знаю турецкую литературу, с произведениями каких поэтов и писателей знаком. В какой-то момент он вдруг резко повернулся ко мне и сказал: «Как жаль, что в Советском Союзе и в Азербайджане в частности турецкую литературу в достаточной степени не знают. Вы, молодые тюркологи, должны восполнить этот пробел».

Эти его слова и его выступление в университете живут в моей памяти и поныне.

Франгиз ХАНДЖАНБЕКОВА

Бакинский рабочий.-2022.- 25 января.- С.4.