Раздался протяжный свисток…

Шукрия - символ надежды, силы и женского достоинства

На суд зрителей вынесены пока еще не до конца расшифрованные страницы истории, пропитанные кровью известных представителей азербайджанского народа.

В минувший уик-энд в Азербайджанском государственном театре юного зрителя состоялся показ спектакля Kod adı: V.X.A., посвященного судьбам жен «врагов народа» в постановке главного режиссера театра, заслуженного деятеля искусств Мехрибан Алекберзаде на основе ее одноименной пьесы, основанной на реальных событиях.

Духовно и эмоционально потрясенные зрители покидали театр, обуреваемые противоречивыми чувствами. Они размышляли о судьбах семей жертв репрессий более масштабно. Ведь все, что с ними происходило, они прожили вместе с ними.

...Это было, «когда улыбался только мертвый, спокойствию рад». А живой лишь глубже погружался во всепоглощающий омут страхов. Омут, который заполнен кодовыми номерами женщин, лишенных своих семей, крова и социального статуса. Они превратились в главную мишень уничтожающей системы, в которой царит полная безнаказанность.

Надежда Мандельштам, писатель и жена репрессированного русского поэта Осипа Мандельштама, писала: «Мы никогда не спрашивали, услышав про очередной арест: «За что его взяли?», но таких, как мы, было немного. Обезумевшие от страха люди задавали друг другу этот вопрос для чистого самоутешения: людей берут за что-то, значит, меня не возьмут, потому что не за что! Они изощрялись, придумывая причины и оправдания для каждого ареста: «Она ведь действительно контрабандистка», «Он такое себе позволял», «Я сам слышал, как он сказал...» И еще: «Надо было этого ожидать - у него такой ужасный характер», «Мне всегда казалось, что с ним что-то не в порядке», «Это совершенно чужой человек». Вот почему вопрос: «За что его взяли?» - стал для нас запретным. Пора понять, что людей берут ни за что».

Именно это и произошло с женами «врагов народа». Пытки, которым они подвергались, сложно описать. Однако режиссер Мехрибан Алекберзаде специально погрузила зрителей в мир безжалостных наказаний за несовершенные преступления. Репрессии, направленные на обнаружение, наказание и ликвидацию неблагонадежных, постепенно охватывали всех передовых людей страны. Горько, что мучениям подвергались не только новоявленные «предатели», но их жены и дети.

…Спектакль пропитан отчаянным ожиданием следующей станции в надежде насытиться водой и хлебом. Однако все надежды разрушаются об «руку, загоняющую человечество к счастью». Единственное, что остается героиням, - стать сильнее, чтобы впоследствии испить смертельного вина.

Красной нитью через всю сюжетную линию проходит история любви Ахмеда Джавада и его супруги. В центре событий - история сильной женщины. Шукрия ханым, в мгновение ока оказавшись в водовороте этого безумия, словно окружена невидимым ореолом любви Ахмеда Джавада. Она, прижавшись в угол, находится во всесильном безмолвии, которое дарует силы бороться с врагами гуманизма. Шукрия ханым - символ надежды, силы и женского достоинства. Храня в своем сердце святость необъятного чувства, она являет нам великий пример благочестия, сохранившись в памяти азербайджанского народа. Зрителей впечатлили поэтические вставки героини. Они придавали особую эмоциональную насыщенность действию.

…Под душещемящее звучание фортепиано оживает образ Ахмеда Джавада. Он как и тогда, в прежние счастливые времена, снова обращается к ней: «Моя Шукрия…», продолжая свое бесценное посвящение любимой:

Şükriyyə taleyim, şükür xudaya!

Gördüyüm doğrumu, yoxsa bir röya?

Dolub ürəyimə bu dadlı xülya,

Yaşaya bilmərəm bir kərəm, sənsiz!

Строки о любви вызывают трепет в сердцах, заслуженная артистка Кямаля Музаффар в образе Шукрии ханым демонстрирует высокий уровень актерского мастерства в монологе, посвященном мужу: «Я вытерплю все. Всецело разрушив себя, я восстановлюсь. Раны мои покроются, но не заживут. Лишь твои прикосновения излечат израненную душу мою. Где ты, Джавад? Свет очей моих, где ты?»

Органично влилось в спектакль музыкальное сопровождение молодого композитора Азера Гаджиаскерли. Декоративное оформление воистину пример профессионализма и ответственного подхода к созданию спектакля, явившегося глотком свежего воздуха, словно просочившегося в театральный мир страны.

Ведущую роль в спектакле играют образы (мужчины), которых условно можно разделить на три категории: мучители, мученики и подлые или просто запуганные «свидетели». Хотя среди находившихся в лагере «преступников» нет людей мужского пола, они появляются в одной из самых культовых сцен спектакля. Когда словно из ниоткуда появляются трое, по внешнему виду которых сразу заметно - они люди творческие. Этот аспект необычен тем, что внимание зрителей обращается не непосредственно на сцену, а в левую часть зала (демонстрация образа А.Джавада проделана так же).

Режиссерскую задумку прекрасно воплотили молодые актеры, которые, оказавшись так близко к зрителям, не отступали от своей главной миссии - раскрыть в герое душу измученного ребенка, наполненную страданием, ненавистью, горечью утраты, болью, а главное - страхом. Ведь трагедия этих женщин - горечь от их искусственно униженных детей.

Однако кроме потрясающей игры актеров впечатляет фон, направленный на стену, - он представляет собой огромное полотно художников. Это режиссерское решение придает особую ценность сцене - она наполняет ее символизмом, выражающимся в демонстрации ситуации, где запрещена вера в Бога, а чтут лишь режим, его основателей и последователей. Так, художники словно уничтожают написанные ими в процессе некоего откровения иконы, а на их месте проявляются изображения главных виновников идеи сотворения вопиющего зла, в первую очередь И.Сталина. Этих молодых людей можно смело причислить к страждущим. Они - мученики, дети врагов народа. Эта тема также затронута в конце второго акта спектакля. И зритель остается один на один с внутренними переживаниями сына отверженных, который в своем эмоциональном монологе рассказывает о своей горькой судьбе.

Следующая группа задействованных персонажей является неким проводником между обвиняемыми и их палачами, ведь главными аргументами в этом процессе были именно доносы недругов, сыгравших значимую роль в вынесении против них обвинений. Псевдосвидетели были во все времена, они ярко представлены в спектакле как в мужских, так и женских образах. Но, что интересно, даже в спектакле можно заметить страх вынужденно дающих ложные показания мужчин, в противовес высокому уровню удовлетворенности женщин, за что-то наказывающих своих старых знакомых. Отношения между женщинами ярко отражены и в их отношении друг к другу на пути к следующей станции. Шукрия ханым писала в своих воспоминаниях: «Раньше мы встречались по разным адресам, но отворачивались, как будто не видели друг друга. Но сейчас это было невозможно. Не было такой возможности, ведь мы находились в слишком узком вагоне. Мы стояли молча, будто чего-то ожидая. Раздался протяжный свисток...»

И, наконец, мучители. Нельзя не сказать о них, не отметив блестящую игру заслуженного артиста Шовги Гусейнова в образе главного допрашивающего лица, обладающего властью приговаривать арестованных лиц к расстрелу, а также заключать их в лагеря и тюрьмы. Для зрителей было достаточно неожиданным увидеть его в воплощении столь бесчеловечного персонажа. Именно он подло, а с его точки зрения благодушно, предлагал Шукрие ханым развестись с Ахмедом Джавадом и обрести свободу. Этот же персонаж пытал одну из главных героинь спектакля - первую азербайджанскую женщину - народного комиссара, первого редактора женского журнала «Шарг гадыны» Айну Султанову, а также одну из первых азербайджанских женщин-пианисток Хадиджу Гаибову и общественного деятеля Джейран Байрамову, которых заключили в эти оковы «за неразоблачение и оказание материальной помощи своему мужу, врагу народа».

К слову отметим, что некоторые моменты, такие как расстрел Айны Султановой и факты о дальнейшей судьбе пленных, могли бы быть более подробно описаны. В частности, судьба супруги Микаила Мушвига Дильбар, чей образ промелькнул в сюжете.

В противовес мучителю Шовги Гусейнову в спектакле задействован заслуженный артист Нофель Велиев - этакий мучитель-«весельчак», который, по сути, отражает собой весь ужас политических устоев советского периода, смешавшихся с низостью мужицких замашек, сформировавшихся еще в эпоху крепостного права. Нельзя не отметить исполнителей образов обычных офицеров, которые применяли к этим женщинам самые изощренные методы психологического, эмоционального и физического насилия.

Учитывая длительность спектакля, наполненного сценами ужасных пыток, зрители ощущали себя частью происходящего, испытывая непреодолимое желание выскочить на сцену и спасти всех арестованных. Их перенесли в ту страшную эпоху для того, чтобы, став свидетелями страшных бесчинств, они нашли ответ на волнующий миллионы людей вопрос: «Кто зверь, кто человек?»

Фарида АББАСОВА,

Бакинский рабочий.-2023.- 3 марта.- С.12.