О Париже, Лувре и Саттаре Бахлулзаде

ВОСПОМИНАНИЯ

Мы вернулись в редакцию не солоно хлебавши, но не стали никому рассказывать об этом своем злоключении. Вечером я написал пространную статью о творчестве Саттара Бахлулзаде, но в редакции сказали, что она слишком большая и пойдет только в один из следующих номеров. Тогда я написал другую статью и опубликовал ее спустя некоторое время в рубрике «Мастерская художника». Спустя две недели первоначальная статья, которая так и не была опубликована в «Бакы», вышла под другим заголовком в газете «Адабиет ве индженесет».

Спустя пару дней после ее выхода я возвращался с работы домой и в сквере филармонии повстречал своего приятеля Видади Мамедова. По своему обыкновению Видади принялся подшучивать, хитро улыбаясь:

- Ну, что вы там опять выкинули? Не стыдно издеваться над большим художником? На днях в чайхане у Гюльмурада он начал шуметь, показывая свой палец. Спрашивал твой рабочий телефон. Я сказал, что не знаю. К тому же и статьей твой был недоволен. В общем, будь осторожен, старайся не попадаться ему на глаза, а то ославит на весь белый свет.

С этими словами Видади попрощался и направился в направлении чайханы Гюльмурада, что у самой крепостной стены со стороны площади «Азнефть», продолжая хитро усмехаться.

А наутро в редакции произошло вот что. В разгар рабочего дня редактор позвонил по внутреннему телефону и сказал, чтобы я срочно зашел к нему. В принципе, ничего странного в этом не было, в течение недели редактор или кто-то другой из руководства не раз вызывали сотрудников по тому или иному вопросу, давали задания. Я пошел, думая, что и в этот раз предстоит нечто подобное, но в кабинете редактора, к своему изумлению увидел Саттара Бахлулзаде, сидящего и задушевно беседующего с нашим редактором. Я смутился, вспомнив слова, сказанные накануне Видади. Наш редактор Насир Имангулиев, словно поняв мое состояние, заметил полушутя-полусерьезно:

- Послушай, Мирза (так Насир муаллим называл всех пишущих - Авт.), что же такого ты сделал, что Саттар муаллим с утра только о тебе и говорит, расхваливая на все лады?

- Ничего хорошего, просто я опубликовал две статьи о нем.

- Мирза, Саттар муаллим - не простой человек, это наш величайший художник. Для каждого из нас высокая честь побывать в его мастерской, беседовать с ним, сидя лицом к лицу. Придет время, и все мы будем гордиться, что у нас есть такой художник.

Зазвонил телефон. Насир муаллим поднял трубку и коротко переговорил с кем-то, после чего обратился ко мне дружеским тоном:

- Саттар муаллим хочет сказать тебе пару слов. Разрешаю, идите и беседуйте, где пожелаете.

С этими словами он попрощался и вышел. Художник тоже поднялся, мы вместе вышли в коридор. Он взял меня за локоть и извиняющимся тоном сказал:

- Я вообще-то не собирался сюда идти. Пошел в мастерскую Тогрула, а его не оказалось. А оттуда до редакции газеты «Бакы» рукой подать. Ну и зашел повидаться с Насир муаллимом, сколько времени уже не виделись.

Я ничего не ответил, помня тот случай в мастерской. Так молча мы прошли до сквера филармонии, где он сделал еще одну попытку разговорить меня:

- Да, хорошо вспомнил, на днях Тогрул говорил, что ты собираешься о нем книгу написать. Это ты правильно задумал, он отличный человек и хороший художник.

Я опять промолчал.

- Прочел я твою статью, неплохо написано. Мне нравятся такие материалы.

Видя мое упорное молчание, он рассердился:

- Послушай, ну и тип же ты! Ну, случилась такая неприятность, было и прошло. Зачем же дуться?

Я опять не проронил ни звука. Так мы дошли до чайханы Гюльмурада. И стоило выпить здесь пару стаканов чая, как все обиды отошли на задний план, мы увлеченно заговорили о высоких материях, с радостью - об успехах и достижениях азербайджанского искусства, с огорчением отмечали его недостатки и пробелы.

Хочу заметить, что 60-70-е годы прошлого века вообще отмечены мощным подъемом азербайджанского изобразительного и музыкального искусства. И тогда, и сейчас среди интеллигенции принято именовать названный период золотым веком азербайджанской живописи и музыки. И действительно, в те годы в Азербайджане жили и творили такие корифеи, как Саттар Бахлулзаде, Микаил Абдуллаев, Тогрул Нариманбеков, Таир Салахов, Марал Рахманзаде, которые отличались собственным неповторимым почерком и которые пользовались широкой известностью далеко за пределами республики. Аналогичным образом и в музыкальном искусстве сложилась яркая плеяда композиторов. Такие великие азербайджанские композиторы, как Гара Гараев, Фикрет Амиров и Ниязи, высоко ценились не только в СССР, но и в мировом масштабе. Эти гиганты служили ориентирами, создавали планку для молодежи, стремившейся к новшеству в искусстве, искали собственный путь и стиль. Все это, вместе взятое, формировало ренессанс искусства, в обществе развернулось своего рода соревнование за высокое искусство.

В такой атмосфере жил этот замечательный художник, создавая свои яркие произведения. Невзирая на все материальные и моральные затруднения, никогда не халтурил, заботясь об одном - не нанести вреда доброму имени творческого стиля, школы, с таким трудом формировавшихся на протяжении многих лет. Увы, как и во все времена, в тот период было немало тех, кто исходил из иных принципов, в погоне за деньгами, званиями, наградами и регалиями не стеснялся в средствах, пускался и на халтуру. Это глубоко ранило Саттара Бахлулзаде как художника, как подлинного творца, и он бунтовал против такой несправедливости, нечестного отношения к искусству. Я ощутил этот бунт, сидя с ним за столиком чайханы Гюльмурада.

- Повседневные заботы не позволяют нам быть настоящими людьми, гражданами в полном смысле этого слова. В искусстве все больше халтуры, а таланты терпят притеснения. Все чаще на всесоюзные выставки отправляют не талантливых и не тех, кто имеет работы, а халтурщиков. Причина в том, что наверху, в экспертных советах, сидят люди случайные, и в широком распространении клановости. Все это привело к тому, что молодой талантливый скульптор Селим Гулиев, не вынеся несправедливости, повесился на чердаке немецкой кирхи, что на Телефонной (здание кирхи в Баку долгие годы служило мастерской для скульпторов - Авт.). Если бы вы знали, что это был за талант! Я видел его работу «Рабиндранат Тагор» - чрезвычайно интересная, оригинальная вещь. Если так пойдет и дальше, ничего доброго ждать не приходится. Не забьем вовремя тревогу - краски смешаются, станет непонятно, кто настоящий художник, а кто так себе…

Он прервал свой монолог, напоминающий речь, и спросил:

- Ты знал Селима?

Услышав отрицательный ответ, заметно опечалился, даже глаза его увлажнились.

- Иметь талант, отличать белое от черного - это, оказывается, приносит беду. Бедняга Селим стал жертвой этого несчастья.

Мне захотелось развеять этот его пессимистичный настрой:

- Саттар муаллим, наверное, вы в курсе, что в прошлом году (1971-й - Авт.) в Лувре была открыта персональная выставка Пабло Пикассо. Это очень важное событие в искусстве. Как же высоко европейцы ценят искусство и художника!

Мои слова как бы встряхнули его, он заговорил горячо, но не без горечи:

- Во все времена искусство Востока бросало вызов Европе. Это признает Шарден в своем труде. Они очень многое у нас переняли. Но они лучше нас умели ценить искусство и творца. Пример этого - почет и уважение, оказываемое Пикассо, его персональная выставка в Лувре. За ним стоит вся Европе, а за нами кто - чайханщик Гюльмурад? Вот тебе и разница. Одно дело - когда тебя финансирует Европа, и совсем другое - Гюльмурад… С его помощью ты не войдешь в Третьяковскую галерею или в Эрмитаж. А вы о Лувре говорите…

Выдающиеся достижения в искусстве, обретенная благодаря им слава и всенародная любовь - насколько они возвеличивали этого слабого, тщедушного человека, настолько же его мрачный пессимизм произвел на меня угнетающее впечатление. Я сделал попытку вывести его из такого состояния:

- У вас есть имя, вы пользуетесь почетом и уважением в народе. Перед вами открыты любые двери. Вам, конечно, окажут нужную помощь…

- Дорогой мой, во-первых, я такого не сделаю. Во-вторых, храни Бог мою нацию. Мы - очень талантливый народ, к тому же щедрый и открытый. Но давайте наряду с положительными качествами говорить и об отрицательных. Во-первых, мы чрезвычайно завистливы, а порой очень жестоки. Вспомните о судьбе Насими, Сабира, Мамедгулузаде, Хади. Так уж у нас повелось - вначале убиваем, а потом ставим памятники. Думаете, с тех пор что-то изменилось? Ничего подобного, традиции живут. Посмотрите, что вытворяют с беднягой Анаром - я говорю о сыне Расула Рзы. Ценой больших хлопот выпускает отличный журнал «Гобустан», так на него нападки со всех сторон, заявляют, будто это журнал пантюркистский, нам это не нужно, от него один вред, язык наш портит и так далее. Вон в газете «Коммунист», журнале «Кирпи» наперебой идут статьи против него. Таковы уж мы - как увидим луч света, тут же затыкаем его шапкой, а потом говорим самодовольно, что у настоящего мужчины папаха, мол, на голове должна быть. Логика, мягко говоря, странная. От нее народ и будет незрячим.

Продолжение следует

Мохбаддин САМЕД

Каспiй.-2016.- 30 апреля.- С. 19.