Писатель. История. Родина

 

Сабир Рустамханлы. «Восхождение на плаху»

 

ТВОРЧЕСТВО

 

Выход в московском издательстве «Художественная литература» романа народного поэта Азербайджана Сабира Рустамханлы «Восхождение на плаху» в переводе Азера Мустафазаде на русский язык подарил мне счастливую возможность не только сообщить об этом в прессе…

Прежде чем опубликовать свои скромные исследования об авторе и обстоятельствах появления произведения, мне довелось, а скорее посчастливилось вслед за писателем совершить оказавшееся бесценным подарком путешествие в то весьма значимое и для последующей истории прошлое, где если не брал начало, то во всяком случае ярко проявлялся, обретал близкие к нынешним очертаниям стиль междоусобных отношений разрозненных ханств (и государств), веками строившихся на притязаниях одних к другим ради собственного «укрепления» - материального благосостояния, стратегической стабильности и властного статуса. Стиль, на протяжении веков осуждаемый прогрессивным человечеством и постепенно устанавливавшимися нормами международного права, однако не уступающий позиции даже перед лицом широкомасштабного хода цивилизации и тогда, когда человеческий гений успел создать мировые шедевры литературы, науки, архитектуры, многих отраслей культуры и философской мысли, бесценность которых и сегодня провоцирует иных маргиналов на акты вандализма против человечества.

 

Каждый выбирает по себе…

 

Сабир Рустамханлы взялся воссоздать сложный, приходящийся на ХVIII век период истории своей родины, и мне тем более было интересно и важно пройти путь его поисков, не задавая, кстати, вопросов, на которые он уже ответил в богатой по содержанию и форме изложения книге. Пройти, чтобы понять, как ему удается с помощью известных сведений сотворить произведение, радующее широкую общественность достоверностью материала, убедительностью воссозданной атмосферы и искрящейся любовью автора к своему и нашему герою. Формально - герою литературному, но так выписанному сердцем талантливого прозаика и поэта, что он предстает перед читающими плоть от плоти своего народа и времени антиподом, лишенным чувства истинного патриотизма и гражданской ответственности современником.

 

К тому времени, когда у Сабира Рустамханлы складывался образ Джавад хана и обрастала подробностями идея романа, биография героя мало-помалу обрела форму вот такого эссе, вошедшего в научный оборот в виде своеобразной единицы архивного или музейного хранения.

 

«Прошло более двух веков со дня смерти великого сына азербайджанского народа, одного из ярчайших представителей династии Зияд оглу - Джавад хана, правившего Гянджинским ханством в 1785-1804 годах. Междоусобные войны, приведшие к ослаблению азербайджанских ханств в конце XVIII - начале XIX веков, послужили одной из предпосылок для осуществления захватнических планов Российской империи. Россия старалась расширить свои владения и установить контроль над транзитной торговлей со странами Востока. Первым на пути завоеваний стало Гянджинское ханство, считавшееся стратегическим перекрестком всех северных провинций Азербайджана. Основным поводом для вторжения послужила якобы принадлежность Гянджи Грузии, которая уже находилась под протекторатом России.

 

Покорить Гянджу взялся князь П.Д.Цицианов, назначенный в сентябре 1802 года правителем Кавказа. Царское правительство, вверив ему всю гражданскую и военную власть в Закавказье, рассчитывало с его помощью «умиротворить» Кавказ. Кольцо осады вокруг города становилось все уже. Уже месяц не переставая шли бои. Дороги в город были перекрыты врагом. По свидетельствам, дошедшим до нас, Джавад хан продолжал сражаться, он не собирался сдаваться.

 

Разгневанный таким сопротивлением, Цицианов 29 декабря собрал военный совет. Было решено отправить еще одно письмо. В случае неполучения ответа на него до 12 часов, 30-го числа русские грозились осыпать город градом пушечных ядер. По условиям капитуляции правителю осажденного ханства надлежало поклясться в верности императору России, ежегодно выплачивать России налог в размере 20 тысяч.

 

Условия капитуляции были совершенно неприемлемы. Несмотря на то, что, согласно документу, предполагалось позволить Джавад хану осуществлять управление своими владениями, на самом деле царское правительство вовсе не намеревалось предоставить самостоятельность феодальным правителям, ханская власть была бы номинальной и временной. Это понимал и Джавад хан. Кроме того, в отличие от других ханств, вынужденных принять власть России, Цицианов по отношению к Гянджинскому ханству выдвигал более жесткие условия. Размер ежегодного платежа, предложенный хану Гянджи, превышал в три раза установленные позже для Шекинского, Карабахского и Ширванского ханств. Джавад хан, не задумываясь, отклонил эти условия…

 

3 января 1804 года, в первый день мусульманского праздника Рамазан, начался штурм крепости. Цицианов выбрал именно эту дату, подчеркнув свое пренебрежение к мусульманским ценностям. Русские вели наступление с нескольких направлений: через брешь в земляной стене недалеко от карабахских ворот и со стороны тифлисских ворот. Им удалось захватить главную башню крепости и овладеть еще двумя другими. На одной из них, Хаджи-кале, майор Лиссаневич выстрелом из ружья ранил Джавад хана, сражавшегося в первых рядах защитников. Видя безвыходное положение, Джавад хан взобрался на самую большую пушку. С чрезвычайным мужеством он сражался с саблей в руках, пока не был убит. В тот же день на поле боя погиб и сын хана - Гусейнгулу ага.

Защитники Гянджи отчаянно боролись за каждую улицу, однако смерть их предводителя, нескончаемый поток превосходящих сил противника, сделавший сопротивление бессмысленным, вынудили их сдаться. В битве за свободу Гянджинского ханства погибло 1500 человек, остальные 17 224 (численность населения города) были взяты в плен.

 

Так Гянджинское ханство прекратило свое существование. Город лишили своего имени, которое он носил тысячелетиями. В честь супруги российского императора Александра I Елизаветы Гянджа, взлелеявшая и взрастившая Низами, Мехсети, стала именоваться Елизаветполем. Этого русским показалось недостаточным. Был обнародован указ о том, что одно упоминание имени прежнего правителя карается штрафом. Гянджинская трагедия положила конец правлению династии Зияд оглу Каджар».

 

Этот занявший на экране монитора четыре (видимо, достаточных для научного сообщения) страницы текст у Сабира Рустамханлы предстает 400-страничным компьютерным набором полного подробностей об истории Азербайджана, его граждан и соседних народов в ХVIII веке изданием с жизнеописанием ставшего национальным героем Джавад хана и многих других участников сложнейших событий. Воспринимаемым как событие и в литературе, и в нашей общественной жизни. Как книга, где нет дежурных, одинаковых в применении к разным людям эпитетов-пустышек. Где каждое слово и каждая фраза - наполненные глубоким смыслом характеристики, работающие не только на содержание, но и на статус героя и статус высокохудожественного произведения одновременно.

 

Панораму романа сразу же видишь, знакомясь с названиями глав, отражающих описываемые события и их участников.

 

Съезд на Мугани. Начало конца Джавад хан Зиядхан оглу Каджар. Тяжкие дни Ираклия. Осада союзниками Гянджи. Греческий вариант. Французский путешественник. Меджлис поэтов. Кербалаи Садыг. Черти и Ангел смерти. В сетях Каджара. Александр Мирза борется за власть. Очаг Шейха. Завещание. Письма из Тифлиса. Мелик Апо. Пульс Кавказа бьется в Гяндже. Послы из Тифлиса. Наказы императора России. В Гяндже. Гюльджамал. Письмо Тутубеке. Гусейнгулубек и Афаг. Козни святош. Пятничный намаз. Прием в Тифлисе. На мельнице. Асли и Керем. Встреча ханов. Снова в Шейх Оджагы. Словесная дуэль. На Тифлисско-Гянджинской дороге. Свадьба. Бои на равнине. Угурлу. Амазонки Гянджи. Предательство. Беседа Александра Мирзы с Цициановым. Покушение. Подготовка в Балакене. Шейх Юсиф. Бои в крепости.

 

На первый взгляд это - перечень осмысливаемых в данном случае писателем задокументированных архивами происшествий и преданий старины. Фактически - хоть и не строго систематизированный список ярких очерков, посвященных череде неординарных, индивидуальных портретов, ярких описаний публичных мероприятий, конфиденциальных встреч, диалогов и словесных дуэлей, за которыми много практически неразрешимых противоречий между родственниками, друзьями, соседями и врагами как проявления нетерпимости, злобы, ненависти. Те, что обнаруживают недвусмысленно бытующие зависть, алчность, жестокость и властолюбие, часто подогреваемые врагами внешними, которых далеко искать и тогда не приходилось. Воссоздание которых языком художественной прозы на примере романа «Восхождение на плаху» мне хотелось проанализировать с профессиональной точки зрения, чтобы, прочитав роман, ответить самой себе и читателям на непременно возникающие вопросы.

 

К примеру, как в общем-то разрозненные эпизоды почему-то приводят автора, всегда, оказывается, подвластного свободолюбивой музе, к спонтанной версии финала, к трагической развязке, ставшей и триумфальной победой героя, обретшего бессмертие после гибели. И откуда же такие убедительность и достоверность во множестве полнокровных, значимых, определяющих ход событий и взаимоотношения персонажей, к каждому из которых у читателей, по-своему участвующих в судьбе романа, сложится свое отношение - осознанное чувство симпатии или четкое неприятие.

 

Да, писатель знает о них все - он выбрал их в соответствии с историческими материалами и своего окружения - встретившихся в одном веке и на одной земле, самостоятельно определивших мотивацию своего образа жизни и мировоззрения. Носителей добродетелей и тех, кто и ныне поддерживает стойкую живучесть человеческих пороков. И стал описывать их такими, какими они, по его убеждению, могли выглядеть в его сюжете, способствуя вере читателей в его идею. Он любит их и ненавидит. Зримо представляет, как каждый ходит, сидит и разговаривает… За что ратует и на что готов. Кого-то одаривает прототипом, кого-то воссоздает из известной биографии, наделяет особой манерой речи, звучанием голоса, представляет, что остается за кадром и будет домыслено про каждого из них. Не скрывая при этом, что главного героя часто пишет… с самого себя.

 

Наблюдения, житейский опыт, внутреннее отношение к роли, уготованной персонажу. И… собственные убеждения, облик, внутренняя суть. А еще сотни выплывающих из подсознания деталей повседневности. Подчас неподражаемых, характерных, обжигающе зримых подсказок, нужных на каждом шагу по ходу действия камерных эпизодов и всей широкомасштабной эпопеи... То, что и мы вслед за французами называем «дежа вю» (уже было, уже видел), наделяя это емкое понятие все большим по объему смыслом и делая мощным способом воспроизведения основополагающих фактов в форме афоризмов, подчас ошеломляющих лаконичным высказыванием о чем-то неизмеримо большом и значительном.

 

Не потому ли, намереваясь порассуждать о технологии «писательского процесса», о «кухонной тайне», думаю о гениальном сравнении Анны Ахматовой, которая, пригласив читателей в свою творческую лабораторию, сказала:

 

Когда б вы знали, из какого сора

Растут cтихи, не ведая стыда.

Как желто-белый одуванчик у забора

И лопухи, и лебеда»,

 

имея в виду подвижнический подвиг, каким является достойный целой эпохи и своего народа опус мастера. Да, совсем не просто удостоиться чести, а тем более по зову собственного сердца решиться на труд, способный добыть, систематизировать, творчески изложить для истории, а значит увековечить то большое, что лучше видится на расстоянии. Да еще сознавать ответственность такого поступка там, где значимо все: предыстория, факты, лица, о которых следует говорить как о ярком примере национальной гордости, мимо которого пройти грех. Талантливый писатель Сабир Рустамханлы не прошел.

 

Более того, в его романе все на то и нацелено, чтобы пригласить нас в то время и место, чтобы узнали и оценили безвозвратно ушедшие в лету реалии. Те, что в книге согреты собственной литературной манерой и личным почерком маститого литератора, последовательно представляющего сложившуюся в его замысле концепцию, обогащаемую архивной скрупулезностью, изучаемой правдой, возможностями развитого воображения и даже утонченной, «ответственной» фантазией. В соответствии с его собственной практикой определяющей схему построения сюжета, взаимоотношений участников и личностных характеристик разных по темпераменту, отношению к себе и окружающим людей. Слабых, закомплексованных, нищих духом и сегодня в борьбе за сомнительное господство собирающих кровавую дань с окружающих, и гордых, исполненных чувства собственного достоинства смелых, бесстрашных поборников справедливости, готовых на самопожертвование во имя достойной цели.

 

Теперь в романе есть и такие подробности, что определили содержание интерьера и исторические костюмы героев, родившихся талантом выдающегося и на редкость эрудированного живописца - народного художника Азербайджана Рафиса Исмайлова, скрупулезно и увлеченно создававшего видеоряд снимавшегося по сценарию Сабира Рустамханлы художественного кинофильма «Джавад хан». Уж Рафис-то знает, что в кино учитываются все «мелочи», вводящие актеров, режиссера и зрителей в мир кинематографического произведения, а значит - и исторической правды. Как говорит Рафис, в кино, где специально строятся дома, улицы, роскошные залы и воссоздаются уютные интерьеры, важно все - от образца пуговицы на мундире, формы женского декольте в ту или иную эпоху до конфигурации дверной ручки, рисунка ковра и образца оружия. Что, не обманывая, а даже информируя, вводит зрителя и читателя в атмосферу исторической ситуации, воссозданную большим писателем на века. Оставляя и им, «потребителям» этот художественной простор для раздумий, игры воображения, а значит для личного творчества. И тоже на всю жизнь, поколению за поколением, а значит на века, пока живет подлунный мир.

 

Пусть наше слово отзовется…

 

Нет сомнений в том, что роман Сабира Рустамханлы о Джавад хане возвращает нас к временам тяжелых для истории Азербайджана и не имеющих однозначной оценки событиям и чувствам, и я то и дело задаю себе вопрос: надо ли сегодня будить лихо, бередить раны, так взволнованно говоря о ностальгии и вопиющих, но былых несправедливостях, последствия которых тяжким грузом дают о себе знать и ныне? Но вот ведь и сама ответила, подтвердив, что такого вопроса нет и не может быть. И потому, что роман «Восхождение на плаху» напомнил о бесцеремонном отторжении территорий и увековечил память национального героя Азербайджана Джавад хана. И потому, что элементарный экскурс даже в не очень древние времена убедительно говорит: прочь сомнения и нет у нас права забывать зло, не кончающееся поныне. Те унизительные факты, что зафиксированы в документах: Покорить Гянджу взялся князь П.Д.Цицианов, назначенный в сентябре 1802 года правителем Кавказа. Царское правительство, вверив ему всю гражданскую и военную власть в Закавказье, рассчитывало с его помощью «умиротворить» Кавказ.

 

Основным поводом для вторжения в Гянджу послужила якобы ее принадлежность Грузии, которая с 1783 года находилась под протекторатом России в соответствии с Георгиевским трактатом, главные условия которого (как и договора Туркманчайского) по сей день остались невыполненными. При том, к месту будет сказано, что преемница империи - Российская Федерация недавно, уже в XXI веке, учредила орден с потрясающе циничным названием «За принуждение к миру Грузии» - между прочим, независимой республики!

 

Что и говорить, помнить надо и хорошее, и плохое, что полезно своей поучительностью. То, к примеру, что главные культурные ценности азербайджанского народа - включенные в Репрезентативный список нематериального наследия - мугам, Дворец Ширваншахов, ашыгское творчество, производство уникальных платков из натурального шелка «келагаи» - под опеку ООН в лице UNESCO были взяты лишь после обретения нашей республикой независимости. Или о том, что по поводу оккупации армянским государством Нагорного Карабаха и территорий прилегающих районов Азербайджана десятилетиями ведутся пустопорожние «переговоры» при явном лоббировании интересов сепаратистов покровителями из РФ…

 

Время ныне очень неспокойное: обладатели огромных состояний явно взбесились, в братоубийственной войне за богатства и мировое господство уповая на смертоносное оружие новейших образцов - разве не повод это для того, чтобы большой писатель сказал свое веское - пусть в историческом аспекте и за тысячи километров от многострадальных Пальмиры и Алеппо - слово против зла, в защиту подвергающихся дискриминации людей - всегда к месту и на пользу.

 

О том, что труд мудрого писателя - напоминание о совести, чувстве меры, необходимом для сбережения таких бесценных «категорий», как духовность, гордость и национальная идентичность… которой угрожает глобализм, нивелирующий лучшие из ценностей, уничтожающий самобытность. Ту, что идет от корней и одаривает нас чувством собственного достоинства и гордостью, сохраняя все самое важное. Дай-то Бог, чтобы после вандалов оставались книги, которые донесут варварски уничтожаемую правду о том, что было в лучшие годы человеческой истории. И память о героях, отдавших жизнь за свободу родины.

 

Конечно же, не случайно Сабир Рустамханлы говорит, что художественная литература лучше усваивается и надежнее хранит в человеческом сознании историческую правду, чем малодоступные пониманию научные исследования и философские трактаты.

 

Спасибо вам, Сабир муаллим, за ваш творческий подвиг. Будем верить, что роман «Восхождение на плаху» на долгие века сохранит имя Джавад хана и других героев ваших талантливых книг, всегда занимающих знаковое место в истории Азербайджана и мира.

 

Окончание. Начало в №124

 

Галина МИКЕЛАДЗЕ

Каспiй.-2017.- 22 июля.- С. 9;10.