Вам шах, Октай!

Баку - город детства, юности, ностальгии по старым добрым временам

Листая найденный в интернете сборник рассказов «Город моей молодости» под редакцией Бахрама Багирзаде, я случайно наткнулся на строки, очень созвучные моим личным впечатлениям о юности. В принципе, вся эта книга - сплошные ассоциации, мои и авторские. Да иначе и быть не могло - ведь речь идет о нашем Баку.

Но эти строки задели меня, что называется, за живое. Что-то выделяло их из общей массы воспоминаний близостью к моему детству… уж очень знакомый автор! Да не мой ли это сосед, который обитал в противоположном углу нашего двора, в общем коридоре с чемпионом квартала по нардам Рауфом? Лихорадочно перечитываю очерк, где действия разворачиваются по улице 2-я Параллельная, разумеется, в доме №46. Только здесь я мог встретиться с жильцом по имени Октай, да еще с такой неординарной фамилией, как Зульфугаров. Да и описания воссоздают картину нашего, в общем-то, ничем не примечательного двора. Сюда мы переехали с улицы Басина в 1948 году, и в дальнейшем судьбе было угодно, чтобы я еще пять раз сменил свое местожительство в Баку…

Не могу похвастать, что играл с Октаем в футбол, лото или хотя бы раз подрался с ним, ввиду очевидной разницы в возрасте в 11 лет. Мое соседство с ним охватывает период его студенчества, женитьбы и первых шагов на музыкальном поприще. Собственно, для нас он был просто Октаем, единственным во дворе учащимся музыкального училища, а с 1951 года - студентом консерватории. Помню, я всегда проникался к нему сочувствием, глядя на постоянно сопровождающий его огромный футляр с виолончелью. Я не понимал, зачем он ему был нужен, если его мансарда и квартира уставлены мольбертами. Затем я все-таки нашел ответ: вероятнее всего, в этом футляре лежат его незаконченные полотна, тем более что я их разглядывал в его отсутствие. Моя юношеская уверенность в его причастности к художественному мастерству базировалась на том, что он неизменно носил берет, ассоциировавшийся у меня с творческой богемой. Правда, какой-то период времени, очевидно, связанный с началом его преподавания в музыкальной школе, берет был заменен фетровой шляпой.

То, что он часами играл на виолончели, меня не особенно трогало, ибо наша квартира находилась в противоположном конце двора. Думаю, его ближайшим соседям больше пришлось бы по душе увлечение юноши живописью…

В общем коридоре наш сосед Рауф разыгрывал турниры по нардам, и победителем неизменно становился он сам. Желающие сразиться с чемпионом должны были занять очередь, дожидаясь, пока тот не снизойдет до них после серии бесконечных побед. В это время я и прохаживался среди зарисовок музыканта Октая. К сожалению, не помню сюжетов, но картины были в классическом стиле, без модерна, иначе я не заинтересовался бы ими. Занятно было украдкой наблюдать, как они день за днем наполнялись новыми красками, сюжет становился все более живым и реальным.

Понятно, что персона вновь прибывшего пионера никак не заинтересовала преуспевающего студента, и было бы несправедливо говорить о каких-то знаках внимания с его стороны, если бы не случай.

В очередной раз, проиграв Рауфу партию в нарды, на радость присутствующим, я в сердцах предложил им сыграть со мной в шахматы. В те времена я увлекался этой игрой и считался неплохим шахматистом. Однажды я даже стал победителем турнира в пионерском лагере. Октай, который все свободное время проводил в коридоре, расписывая картины, с интересом оторвался от мольберта и, пожалуй, впервые обратил на меня внимание.

- Ты действительно играешь в шахматы? - живо откликнулся он.

- Немного играю, - стушевался я, понимая, что рискую авторитетом.

- А давай попробуем! - Октай уже стоял с доской - видимо, истосковался по хорошему партнеру, поскольку умеющих играть в шахматы в нашем дворе не было.

С большим смущением - ведь я был гораздо младше студента! - согласился на партию. Дворовая ребятня обступила нас, хотя не была знакома даже с азами игры. Я настоял, чтобы они покинули «зал» ввиду отсутствия необходимого для мысли пространства. Поскольку Октай, как старший, поддержал мою просьбу, нас оставили в покое. И мы ринулись в бой! Я уже не помню, как разворачивались события на доске, но первую партию я выиграл. Конечно, Октай предложил реванш, и как мне ни хотелось уйти победителем, пришлось играть еще одну партию. Удержать победу я не смог, и мы разошлись при счете 1:1.

В дальнейшем, завидев друг друга, мы издалека обменивались понимающими кивками, что означало готовность к сражению. Обычно во время игры мы, соперники-партнеры, на равных вели беседы о шахматном мире, о шансах победы Ботвинника над претендентом на звание чемпиона мира Бронштейном, обсуждали и другие интересные темы. Поскольку я всегда выглядел старше своих лет, собеседники невольно добавляли мне возраста. Я же старался их не разочаровывать. Мы не щеголяли теоретическими познаниями и различными специальными защитами и поскольку были почти на одинаковом уровне игры, наши партии всегда проходили спокойно и без эмоций. Октая уже не устраивал ничейный исход, и он настаивал на игре до победы. Из-за своей лени я не отличался волей к победе и зачастую в длинных поединках, к большому удовольствию соперника, проигрывал.

Здесь необходимо вспомнить, что молодой студент одновременно успевал общаться и с городскими стилягами, к коим он, безусловно, относился. С высокой набриолиненной шевелюрой, в брючках-дудочках, остроносых туфлях и ярких узких галстуках, Октай в нашем дворе, да и не только в нашем, вызывал широкую гамму чувств - от зависти до восхищения. Конечно, мы, мальчишки, старались в силу материальных возможностей подражать своему кумиру. Я в срочном порядке вручную сузил брюки, перекрасил свои клетчатые рубашки в красный, синий и черный цвет, на «Кубинке» приобрел горчичного цвета туфли на каучуке, которым не было сноса целых пять лет, и кепку-букле.

Однако с появлением на горизонте в 1955 году девушки Инары наши шахматные баталии пошли на убыль. Как судачили соседи, девушка брала у Октая уроки музыки, и поскольку, как я полагаю, они были весьма интересными и насыщенными, вскоре молодые люди устроили небольшую вечеринку, ставшую началом их супружеской жизни. Рождение первенца не положило конец нашим шахматным поединкам, но теперь они проходили в присутствии наследника в коляске.

Вот что вспоминает их сын Джахангир о периоде встречи своих родителей: «Во времена юности моей мамы заниматься музыкой было модно и престижно. Ее родители взяли в репетиторы студента, и им оказался папа. Когда отец увидел длинные ногти своей ученицы, он потребовал их тут же состричь. Мама заупрямилась: «Буду я еще ради музыки отказываться от моды…». Но папа отказался проводить урок и покинул дом своей ученицы, сказав, что вернется, если ногти Инары станут короче. Маме пришлось согласиться. К тому же ей приглянулся этот настойчивый и серьезный парень. Как потом выяснилось, папе тоже понравилась спесивая и гордая Инара. Через некоторое время они решили пожениться».

Мой риторический вопрос к читателям, вернее - к читательницам: мог ли состояться их брак, если бы Инара в конце концов не укоротила ногти?..

А у меня началась студенческая жизнь в техникуме, и времени ни на спорт, ни на шахматные поединки совершенно не хватало. Вскоре я ушел в армию, а когда через три года вернулся, не было уже не только нашего дома, но и всего квартала. Оказывается, сильный ливень затопил наши дворы, и горсовету пришлось срочно всех расселять. Нашей семье досталась квартира на Мухтадыра, а на месте нашего квартала воздвигли многоквартирный дом. Так я навсегда потерял из виду всех своих соседей, и Октая в том числе. Уже позже я увидел его к какой-то детской музыкальной передаче по телевидению и узнал о его известности. Но поскольку я не принадлежал к музыкальной среде, поводов для встреч у нас не возникло...

Однажды, уже живя в Америке, я был приглашен Азербайджанским представительством при ООН на концерт, посвященный юбилею Гара Гараева. Из Баку приехал солидный десант музыкальных деятелей Азербайджана. Концерт проходил на Пятой авеню, в салоне YAMAHA.

В зале я познакомился с известным композитором Хайямом Мирзазаде. Оказалось, что они с Октаем Зульфугаровым живут не только в одном доме, но и являются соседями по этажу. Именно он подробно рассказал мне о музыкальных успехах известного композитора, бывшего моего соседа. Мне было приятно услышать столько лестных слов об Октае Зульфугарове, но я никак не мог представить себе солидного композитора, памятуя о молодом стиляге.

Я не встречался с Октаем Зульфугаровым более 50 лет, но счастлив, что он остался в моих воспоминаниях как сосед-художник, виолончелист, партнер-шахматист, протягивающий мне два крепко сжатых кулака с пешками для выбора цвета шахматных фигур, просто как добрый, честный и интеллигентный человек второй половины ХХ века. Единственное, что осталось неизменным за все эти годы у мастистого маэстро, так это его привязанность к коричневому залихватскому берету…

Марк ВЕРХОВСКИЙ

Каспiй.-2019. - 13 июля. - С.11.