Миссия народного писателя

Натиг Расулзаде. Если творчество - кардиограмма времени и собственного пульса

Вряд ли могла предположить, что решение наново переписать текст почти готового очерка о творчестве Натига Расулзаде, отмечавшего в те дни 70-летие и удостоенного почетного звания «Народный писатель Азербайджана», обернется для меня появлением очерка, посвященного лишь одному, поистине выворачивающему душу его рассказу «Внучка».

Что доведется не вскользь, а на конкретных примерах из жизни порассуждать о том, как мастер исследует актуальные и значимые явления и как в его изложении в частности звучит волнующая общество тема взаимоотношений родителей и их взрослых детей. Заметок, посвященных только одной из серьезно будоражащих общество и уважаемого литератора болезненных ситуаций, вдохновившей меня на индивидуальный разбор рассказа. Ошеломившего не только содержанием и темой, но и лаконично сконструированной формой, которой совсем не просто соответствовать.

Но вот говорят же читатели, что получилось, и получилось здорово - спасибо! Только теперь не им, одобряющим, а мне предстоит на оставшемся пространстве газетных разворотов обстоятельно изложить все остальное. Легко сказать! То, что называем краткой творческой биографией, а вслед за самим Натигом Расулзаде - даже «кардиограммой» писателя. Палитра которого, несмотря на то, что он никого не смешит и не приглашает расслабиться, обогащенная писателем подмеченными им знаковыми подробностями, полна неисчерпаемого оптимизма. Того, что, согреваем внутренним течением мысли и любовью к людям, к своей профессии, к своим героям-антигероям, густо сдобренным грустинкой, предполагает еще и серьезный интерес к жизни. К системе взглядов и выбору приоритетов. Не только в их литературной интерпретации, но к существованию человека вообще, во всех его ипостасях - персоналиях. В самой философии жизни, труды о которой в науке называют экзистенциализмом, то есть философией бытия. С которой Натиг Расулзаде связал большую часть своих творческих исканий. Да так, что за его словом читатель чувствует душевную взволнованность автора и ритм обращенного именно к нему писательского сердца.

Ощущения, знакомые нам с тех пор, как в свои 22 года Натиг Расулзаде на весь Советский Союз прозвучал рассказом «Про ослика, ослика…», воспринимаемым и сегодня как вздох, вырвавшийся из груди романтика. Тогда уже готового объять необъятное. И с тех пор наполняющего литературное пространство светом ума, нежностью и чувством ответственности за тех, кого мы приручаем. Кто с молоком матери познал счастье общения с задушевной колыбельной песней, с вроде бы незатейливой народной сказкой, притчей и с умной книжкой. За того, кого в личной творческой лаборатории с философской мудростью в достойных сочинениях, позволяя современникам видеть в романах, повестях, рассказах и стихах конкретных людей и нечто значительно большее, чем о них напечатано на страницах. Что, таясь в глубокой тьме, далеко-далеко «за кадром», в некоем авторском зазеркалье, пробуждает воображение и потребность проникать в неисчерпаемые кладовые человеческой природы. С заложенной в них энергетикой авторского опыта и авторской самобытности, прокомментировать которые не только большая честь, но и нелегкая задача по части мотивации и логики. Здесь - побуждающая разобраться в том, что есть…

…статус и судьба литератора

Послевоенный ребенок поколения народа-победителя, Натиг Расулзаде из тех детей, кто рос в некоей коммуне общего двора и улицы. Связанных во многом совпадавшими интересами, взглядами при выборе увлечений и даже распорядка дня. Когда по утрам все вместе без сопровождения взрослых ходили в одну школу, а вечером - всенепременно высыпали в густонаселенный двор, где в шуме и гаме, беготне, играх, спорах и состязаниях делились сокровенным, выстраивая отношения, вместе взрослели как личности. С разными характерами, но обязательно с открытым сердцем, усваивая неисчислимые, издревле определившиеся правила «человеческого общежития», свой «кодекс чести», чтобы и у них все было, как у мушкетеров: «Один - за всех, все - за одного». Когда до семи потов футбол и драки-разборки как способ восстановления справедливости. Особенно в годы, последовавшие за политическими репрессиями 30-40-х годов, когда наследовавшие «достижения» большевиков-ленинцев - октябрьского переворота, кровопролитной братоубийственной гражданской войны, «защищавшей себя» ценой невинных жертв советской системы государственного устройства, не говоря уже о жестоких фашистских злодеяниях на полях сражений Великой Отечественной войны, оставивших сиротами миллионы мальчиков и девочек, не ожидавших манны небесной, рано становившихся не по возрасту самостоятельными, целеустремленными и на редкость ответственными. Надеявшимися на себя и уже задумывавшимися о переменах. Рядом с которыми рос и Натиг Расулзаде.

Во многом под влиянием вдохновлявших и его историй из гениальных шедевров мировой классики, образцов гуманности, приглашающих в мир фантазий и собиравших на спонтанные дворовые разборки и даже нечопорные «диспуты» накоротке, что, кстати, не между прочим, потому что все от мала до велика читали и не отказывали себе в утолении жажды общения. В которых, не между прочим говоря, старшеклассник Натиг Расулзаде считался авторитетом. Чьи по-взрослому придумывавшиеся им сюжеты собственных зарисовок регулярно публиковали популярные в Баку молодежные издания тех лет.

С большим уважением принимавшие вольно или невольно облаченные юным писателем в литературные формы его первые пробы пера, касавшиеся самых острых житейских наблюдений в интерпретации юноши, рано определившегося по части выбора. В то время, когда возможности так называемой всесоюзной оттепели уже позволяли талантливой молодежи, представителям победившего в жестокой войне государства, выдающимся поэтам-шестидесятникам и их ближайшим последователям стать властителями дум, всеобщими любимцами и кумирами, привнесшими в культурную и духовную среду того времени раскрепощающие и окрыляющие настроения, а в литературу - еще и новые направления, формы, жанры и образы. В том числе и те, что все-таки сквозь «железный занавес» приходили к советским гражданам с трофейными фильмами и виртуозно переводившимися очень востребованными сочинениями авторитетных зарубежных писателей. Обжигавших, оказывается, и даровитую поросль молодых литераторов нашей тогда большой страны где-то активно бытовавшими иными философскими взглядами на мир и человеческие отношения.

Тем более, объединявшихся в таком уникальном учебном заведении, как Литературный институт имени М.Горького в Москве. Куда поступил Натиг Расулзаде и где уверенно двигался к мечте стать писателем. При том, что маститые преподаватели московских вузов, профессура дореволюционной закалки, неизменно отмечали у приезжавших на учебу в элитарные институты из исконно интернационального Баку весьма начитанных юношей и девушек очень хороший русский язык, грамотность, богатый лексикон, знакомство с выдающимися образцами мировой культуры и искусства, безусловную потребность знать больше. Прежде всего предполагающую готовность к воодушевляющему творческому труду во имя счастливого обладания все новыми, открывающими дорогу в мироздание и возвышающими в собственной состоятельности открытиями.

Вопреки заблуждениям о том, что писательскому делу научиться нельзя - талант-де сам все распределит и разложит по полочкам, - вузовская профессура неистово вооружала студентов такими знаниями, которых они нигде, кроме специализированного факультета, не почерпнут… если не погружать их в тонкости, скажем, словесности с ее уникальным разнообразием бесконечных художественных и нравственных возможностей. Позволяющих уже учебным работам начинающих литераторов выходить в свет в формате законченных новаторских журнальных публикаций или - иногда - даже отдельных томиков разного объема. Способных осчастливить авторов и одарить читателей встречами с неординарно свежей удачной находкой. Силой талантливо примененного словесного образа и со вкусом, изящно сформулированной фразы или комбинационного построения, собственной интерпретации многовекторной аксиомы вызывать интереснейшие ассоциации и захватывающе яркие эмоции, надеждой, верой в себя, в светлое будущее и готовность к подвигу. Подчас восхищая умением пишущего одним, но удивительно четко подобранным емким, редким словом или словосочетанием обеспечить неожиданно высокий эффект воздействия на читающего. И ощущение трепетной благодарности провидению за выбранную профессию и за то, что, по идее, приходит в жизнь вместе с уроками лучших наставников. С умением сосредоточиться в поиске самых действенных методов обучения и воспитания…

Не в пример иным нынешним вузам, торопливо выпускающим учителей в качестве представителей массовой профессии. Даже в 80-е годы ХХ века в соответствии с программами и учебными планами предлагавших детям распевать куплеты жертвенных песен братоубийственной гражданской войны типа «Смело мы в бой пойдем за власть советов, и как один умрем в борьбе за это!». А также заучивать наизусть стихотворение советского автора со словами «Рабочий тащит пулемет - сейчас он вступит в бой. Висит плакат: «Долой господ! Помещиков долой!»… Имевшего в виду «право» «народа» уничтожать выдающихся организаторов нарождавшейся тогда в Баку городской системы жизнеобеспечения и нефтяной индустрии, среди которых - наиболее феноменальная личность Гаджи Зейналабдина Тагиева, в 1907 году произведенного в высокий российский чин действительного статского советника IV класса, на рубеже XIX и XX веков свершившего неоценимые преобразования в экономике и культуре Азербайджана, а главное - в конкурентной борьбе страны с иностранными претендентами на бакинскую нефть, и больше многих других вложившего заработанных средств в создание рабочих мест, обслуживающей население инфраструктуры, в развитие на своей родине систем здравоохранения, образования, культуры и повышения благосостояния азербайджанского народа. Народа, которому в ответ на лояльность советской власти с ее бутафорской диктатурой пролетариата провокационно предлагалось приближать мифический коммунистический рай - страну для иждивенцев, готовых клюнуть на мнимые бесплатные блага, «создаваемые» откуда-то взявшимся шибко сознательным населением.

***

Признаюсь: бесцеремонно, по собственной инициативе ворвавшиеся в мой текст о Натиге Расулзаде фразы про негативные реалии, школу и вузы, учившие совсем не тому, чем уже в 70-е одаривали подопечных в его институте, ввергло меня в некий ступор. Только что одним из главных действующих лиц своего очерка видела ревнителей академических норм, еще до революции защитивших свои дипломы и научные регалии преподавателей, знаниями, ответственностью и увлеченностью которых профессия еще как-то умудрялась уберечь себя от идеологического диктата сомнительных скороспелых и залихватских программ, чтобы слушатели могли совершенствоваться в умении осмысливать жизнь и овладевать науками про особенности творчества, которые, по-моему, достаточно элегантно поначалу ложились в строки моего очерка про книги автора, за полвека издавшего 50 очень востребованных во всем мире сборников, а тут…

А тут с того самого февральского дня, когда в нашей многоуважаемой газете «Каспiй» появились не только первая часть моего очерка об этом писателе, но и по сей день не выполненное обещание опубликовать окончание в следующем, февральском же номере.

Наверное, есть нечто мистическое (кстати, Натиг не прочь пользоваться этим, я бы сказала, философским приемом) в том, что, ЕЖЕДНЕВНО пополняя гостеприимное компьютерное чрево все новыми пространными абзацами и файлами про нынешние скороспелые и поверхностные программы, державшие меня в не праздных муках совести и упоительных размышлениях про возможные ответы на вопросы «как быть?» и «куда двигаться дальше?», шла более полугода (говорил же Булат Окуджава: «Каждый пишет, как он слышит». Каждый слышит, как он дышит»).

Я искала до тех пор, пока спасительное понимание не обернулось, наконец, уверенностью, что контрпродуктивно говорить о писателе вне связи с состоянием читательской аудитории. Настолько изменившейся за последние десятилетия, что и дети, и взрослые, переключившись на торопливые SMS-скороговорки с улыбчивыми смайликами и одурманивающие компьютерные игры, отказались от счастья общения с великим искусством чтения художественной литературы. С ее тайнами, владеющими миром. С великолепными, способными хоть кого вернуть на круги своя песнями и песенками, иногда философски отрезвляющими, возвращающими к истокам и судьбоносным выводам - даже на будущее. Как слова этой вот, вроде бы для детей написанной про день рождения кукольного крокодила Гены: «Медленно минуты уплывают вдаль, встречи с ними ты уже не жди…». Великий смысл которой - о суетности мира и горечи утрат, о величии опыта и духовных ценностей, вернуть к которым практически только и могут построенные на сравнениях и контрастах заметки. Как и обращенный к современникам мой очерк об одном из писателей, взявших на себя ответственность за все про все. Об отметившем 70-летие народном писателе Азербайджана Натиге Расулзаде, чья профессиональная биография вполне может и должна стать триггером - спусковым крючком при выборе ракурса очерка о нем, а более - о времени, когда он начинал. Чтобы, оказывается, стать первооткрывателем и нашим национальным достоянием. Увы, в государстве, создававшемся по принципу тотального разрушения всего, что было в нем свято: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…». Вместе с единомышленниками, с помощью убедительного слова, тончайших психологических материй показавшим, как в условиях глобальных катаклизмов на изломе политических, идеологических и организационных перемен только лучшие из учителей и великие авторы с детства открывали нам прелесть познания, развитого воображения, собственных открытий, личного выбора и мечты. По-своему воспитывая граждан, способных на полетные желания, инициативу и бескорыстие. Чтобы каждый читающий хоть изредка задумывался о том, что зачем и о своем месте во всем этом. Конечно же, стремясь понять, насколько значимы для личности…

…талант и профессиональная школа

Вступая в 70-е в когорту писательской элиты, Натиг Расулзаде знал, что в корне меняет образ жизни и навсегда становится частью уникальной профессии, отдаваясь во власть самых ошеломляющих идей и импульсов, должных и при его участии повести сограждан по пути серьезного художественного осмысления всего, что происходит на планете. Что с вожделением будет смотреть на ту или иную значимую ситуацию, на людей, погруженных в природу чувств, традиционных предпочтений и общественно значимых социальных условностей. Чтобы, примеряя на свое писательское пристрастие все это постоянно развивающееся разнообразие, создавать собственные миры, в которых читателя порадует и узнаваемость привычного, и новизна. Подтверждающая, что полученный им свыше дар априори принадлежит всем остальным. Что отныне ему уж точно предстоит постоянно складывать пазлы из будоражащих впечатлений, преобразуемых не только в словосочетания, диалоги, лирические отступления или многозначительные, по-особенному пронзающие паузы, философский смысл которых почти у каждого рассказа Натига Расулзаде воспринимается как гармоничное единство формы и содержания и как выстрел в упор. Конкретный, направленный и необходимый при обращении к тому, что вредит богатому разнообразию противоположностей. Что против обижающей несправедливости, ложного и фарисейского морализаторства, отвлекающего от реалий, и тотального посягательства на личное пространство и чувство собственного достоинства человека. Здесь - жившего в те годы, когда компартия заботилась о благосостоянии трудящихся масс в лице обезличенного потребителя, массового зрителя, массового читателя, ударными методами срочно «освобождаемого ею от дореволюционного «невежества». А в качестве кумиров предлагала героев, сконструированных инженерами человеческих душ по образу и подобию «безгрешных» партийцев. Которым Натиг Расулзаде, как и самые талантливые его коллеги и единомышленники, фигурально выражаясь, объявил своеобразный бойкот. Немудрено, когда ни от кого не скроешь, что самодовольные вожди-прожектеры и их жестокие ревнители уже сгубили Гусейна Джавида, Аббаса Мирзу Шарифзаде, Микаила Мушфига. Что, лишив гражданства, выдворили за пределы родины Ростроповича, Галича, Солженицына, с дневниковой точностью написавшего не занимательные мемуары, а бестселлеры о собственных злоключениях в статусе узника, вынесшего из гулаговской избы мусор, которого, по версии лидеров, вроде бы и не существовало вовсе. Но который, как не упрятанное в мешке шило, резко изменил не только судьбу писателя, но и настроение в обществе. Особенно - в среде младших поколений народа-победителя.

Когда Натиг Расулзаде и миллионы его соотечественников уже с благоговением прочитали взорвавшие мир шедевры Экзюпери, Ремарка, Хемингуэя, Маркеса, Кафки, Сартра и, отказываясь от пресловутого, имевшего мало общего с творчеством социалистического реализма, уверенно выбрали в качестве предпочтительного направления литературы экзистенциализм - философию бытия, философию существования, сформировавшийся в конце Великой Отечественной войны и обращенный к аудитории, переставшей верить в пафосный, от имени вроде бы отвечавших за благополучие социума представителей властных структур, широко рекламировавших райские кущи в неопределенном будущем. На что Натиг Расулзаде отреагировал по-своему. Отказавшись от господствовавшего у нас в те годы во всех областях культуры соцреализма, этого «агитпункта за советскую власть», он выбрал экзистенциализм - новое направление, в конце Великой Отечественной войны властно шагнувшее в мировую литературу с легкой руки Ф.Кафки, Ж.Сартра и их последователей... У нас - когда вовсю бурлила оттепель и во множестве больших и уютных малых залов, густо наполнявшихся публикой, вспыхивали яркие всплески новой риторики, а привыкшие с жадностью читать все «нестандартно современное» млад и стар ликовали, откликалась на восхищавшие смелой правдой новые образы и темы.

Немудрено и то, что Натиг Расулзаде выбрал новое направление отнюдь не потому только, что его, как и самых талантливых студентов, учили тонкостям современного письма, премудростям и обширным возможностям языка, прививая вкус к по-современному звучащим приемам академического стиля, вооружили мастерством эксклюзивной абстрагированности от догм, что - сродни афоризмам - возвышает над массовым сознанием. Что затачивает внимание на индивидуальность тех, чьи судьбы по-настоящему волновали общество того времени, по-хорошему провоцируя на активное совершенствование в искусстве психологического анализа. Расширявшего круг исследуемых проблем, привлекающего тонкие подробности о том, чего читатели жадно искали в тех рассказах, повестях и романах, где видели созданные силой художественной прозы ответы на многое из того, что, таясь за множеством не работавших бравурных лозунгов, волновало граждан, во многом обезличенных еще и цензурными циркулярами и шаблонами партийных боссов, от имени государства решавших, что нужно народу, а от чего его следует «оберегать». Возведя в ранг «государственной тайны» даже элементарные бытовые подробности, будто бы позорящие советский народ. Не дай Бог, промелькнет где-то текст о личных душевных муках персонажей, вплоть до неразделенной любви. Или слова о неполадках в семье, где плоховато живут, грустно, неуютно, некомфортно, не зная, как наладить отношения.

Цензура - она все сочтет за крамолу и все завернет на корню - с советским человеком такое произойти не может в принципе, и пусть там, за рубежом (они-то там - сплошь враги наши), не радуются. Правду о советской стране с бутафорской диктатурой пролетариата можно узнавать только из произведений, написанных в стиле социалистического реализма с его чистоплюйской логикой, чему Натиг Расулзаде нашел убедительную, тогда своевременную и талантливую альтернативу. Когда стал писать о тех, кому, к примеру, и в самом деле плоховато. О проявлениях нравственного здоровья и нездоровья окружающих - мало ли как жилось родственникам, соседям, друзьям, сослуживцам, окружающим, людям с мечтами и желаниями, с собственным характером, генетикой, в конце концов, - люди ведь такие разные. Молодой литератор, как оказалось, со всем справился. Не изменяя менталитету собственного народа, людям, много и охотно читавшим из того, что он писал и пишет. Что переводилось на разные языки, раз за разом издавалось вновь и вновь, волнуя и сюжетами, и деликатностью, и изысканным стилем, но главное - вызывая вопросы и увлекая на поиск ответов на самые замысловатые из них. Всегда наиболее трудные, но потому и «результативные» для него самого. Не случайно к 30 годам молодой писатель уже был действительным членом Союза писателей СССР, в 1983-м московское издательство «Молодая гвардия» выпустило очередной сборник его произведений «Рисую птицу» тиражом 65 тысяч экземпляров, а следом был опубликован сразу ставший бестселлером роман «Всадник в ночи», о котором и сегодня и читатели, и профессионалы вспоминают с придыханием, восхищаясь идеальной формой, но более всего - редчайшим проникновением в ультраактуальную общественно-политическую и экономические проблемы. Но об этом - честное слово! - в следующий раз.

Окончание следует

Галина МИКЕЛАДЗЕ

Каспi.-2020. - 14-20 ноября. - С.13-14.