Не мы слушаем музыку, а она - нас

Рано или поздно в Баку возродится традиция больших сольных камерных концертов

В начале февраля заслуженная артистка республики Фарида Мамедова представила очередной музыкальный проект Komm, Hoffung, в рамках которого прозвучали три вокальных цикла из произведений Бетховена, Шумана и Шуберта.

Слова немецкого философа, композитора и музыковеда Теодора Адорно о том, что не мы слушаем музыку, а она нас, вспомнились мне, когда я впервые оказалась на концерте Фариды Мамедовой. Она не только блистает на сцене Азербайджанского академического театра оперы и балета. Ее активная концертная деятельность включает в себя камерный жанр, открывший бакинским слушателям многие вокальные циклы, оратории, монооперы мировых и азербайджанских композиторов.

Именно о вокальном искусстве, которое, как подтвердилось, немыслимо без философского подхода, мы и беседовали с Фаридой Мамедовой.

–На вашем концерте Komm, Hoffung разница между «пением» и «вокалом»стала абсолютной…

–И в чем же она для вас?

–Вокал – это четко выстроенная задача исполнения на «отлично». Пение же – просто исполнить что-то с микрофоном в руках.

–В принципе, спеть может любой человек, и я слегка лукавлю, утверждая, что не люблю петь. Когда мне говорят: «Спой что-нибудь!», я, можно сказать, «подвисаю». Многие профессионалы шарахаются от таких просьб, им кажется, что окружающие не понимают всей серьезности их ремесла. Сразу же оказывается, что исполнитель не разыгран, вокалист – не распет. Я искренне любуюсь людьми, которые с удовольствием поют за столом или в караоке, но лично для меня спеть что-нибудь в непринужденной компании это пытка: во-первых, оказывается, у меня нет ничего соответствующего в репертуаре, а во-вторых, я элементарно стесняюсь петь на людях, если это не сцена. Звучит абсурдно, но это факт.

А вокал – это искусство, образ жизни, мышления и даже своя философия, недаром студенты вокального факультета всегда отличаются от своих однокурсников. Это вечные попытки договориться с «инструментом внутри себя», найти к нему ключик.Суметь подать музыкальное произведение в первозданной красе:пропустить его через себя, не искажая авторского замысла.

–А каков замысел автора?

–О нем никто не может сказать со стопроцентной уверенностью. Более того, и сам автор, порой записав последнюю ноту, не осознает до конца глубинный смысл созданного им опуса. Особенно начинаешь понимать это, работая над музыкой композиторов-современников. Таких сочинений много в моем репертуаре, есть среди них и написанные специально для моих голосовых возможностей. Нередко, будучи первым «интерпретатором» произведения, слышала от самого автора, что мое прочтение заставило увидеть его собственное творение под другим углом.

–Оказывается, можно и так?

– Интерпретатор в какой-то степени и соавтор, и проводник идей автора в сегодняшний мир. Талантливое произведение искусства не имеет времени, а точнее – оно всегда современно своим слушателям или созерцателям. Конечно, шедевр создается по эстетическим канонам своей эпохи, но скорее художник, убеждая, эти каноны сам и порождает. Музыкальное искусство в корне отличается от визуального наличием фактора интерпретации, ведь произведение начинает жить своей жизнью лишь благодаря исполнителю. А каждый исполнитель – личность, со своим мировоззрением и жизненным опытом, совершившая мысленное путешествие в эпоху композитора. Недостаточно озвучить музыкальный текст, надо стать его сотворцом. Чем масштабнее гений автора, тем больше интерпретаций появляется на свет. Казалось бы, уже невозможно иначе прочесть произведение, а начинаешь работать над – и открываются новые горизонты.

–Бывают ли у вас конфликты с произведением?

–Бывают постоянно:споришь с автором, даже с тем, кого уже давно нет в этом мире;с произведением,сама с собой,ищешь подход. А потом приходишь к выводу, что этот период – самая благодарная часть работы.

–Иногда кажется, что вокалисты, выходя на сцену, первый номер исполняют для себя.

–Начинать вообще сложно. Первый номер – это обращение к себе, прощупывание своего чувства пространства сцены и зала. Тем более что форма академического концерта продолжительностью около двух часов сегодня очень мало используется. Я люблю серьезные программы и со студенческих времен исполняла музыку, далекую от широкой популярности. Программа того же концертаKomm, Hoffungхоть и сложна, но формат и репертуар ее вполне обычный для европейского концертного зала. Это шедевры мировой классики, пережившие многие исполнения. Почему же они тогда мало знакомы бакинскому слушателю? Вопрос скорее к наличию вокалистов, готовых полноценно работать в камерном жанре. В том числе необходима воля, которая формирует потребность и приоритеты. Это касается самих исполнителей тоже, не только вокалистов.

Мой призыв прост: не бойтесь, что вас не поймут, не будут слушать или вы покажетесь скучными. Важно сказать свое слово и повести за собой того самого единственного слушателя, который завтра, вдохновившись, приведет за собой многих. Мне помогала вера в то, что рано или поздно в Баку возродится традиция больших сольных камерных концертов. А то, что вошло в программу Komm, Hoffung,–отголоски салонных вечеров. Два столетия назад не было понятия «эстрадный жанр». Люди посещали оперные спектакли и музицировали в салонах. Не все тексты, на которые писались романсы, были авторства выдающихся поэтов. И не всегда романсы эти исполнялись профессиональными вокалистами.Но в них была потребность, и время доказало их огромную художественную ценность, что позволило в дальнейшем выдвинуть жанр «художественная песня» в число главенствующих в мировом вокальном искусстве. И я знаю, что этот жанр будет находить все более широкую аудиторию в нашем городе – надо только верить и быть честным в профессии.

Татьяна Иванаева

Каспий.-2022.- 12 марта.- С.15.