Солнечный Азербайджан – вторая моя родина

а высокая награда – кредит с большими процентами

Рудольф Николаевич ИВАНОВ – ветеран ВОВ, профессор, действительный член Международной академии информатизации, член Союза журналистов Москвы, член Союза писателей России, почетный гражданин Хунзаха Республики Дагестан, почетный доктор Нахчыванского Государственного университета, почетный доктор Института истории НАН Азербайджана, почетный член Союза писателей Азербайджана, лауреат Международной премии по информатике им. академика И.И.Юзвишина, лауреат Международного конкурса ООН «Элита информациологов мира», кавалер ордена «Достлуг» Азербайджанской Республики.

Родился в крае Синих гор, в городе Пятигорске 18 мая 1931 года. В 13 лет пытался попасть на фронт, но судьба пощадила его, и Рудольф Иванов был зачислен воспитанником танкового полка в родном Пятигорске. Путевка в будущее выдана в Бакинском Военно-Морском подготовительном училище, и с тех пор Р.Н.Иванов считает Солнечный Азербайджан второй родиной. Окончив Высшее ВМУ в Калининграде, служил офицером-штурманом на кораблях Северного ВМФ.

После демобилизации в 1960 г. окончил МЭИ и аспирантуру. Доцент, профессор, заведовал основанной им единственной в стране кафедрой Репрографии. Первый заместитель директора Всесоюзного НИИ, генеральный директор совместного Советско-Британского предприятия «Репроцентр».

Р.Н. Иванов – автор 29 книг, в их числе книги по истории Императорской России и Кавказа, более 200 статей и очерков. Кавказу посвящены книги об имаме Шамиле, легендарном Хаджи-Мурате, Дикой дивизии. О храбром воине, журналисте, писателе генерал-лейтенанте Максуде Алиханове (1846-1907) – две монографии.

Истории Азербайджана и забытым героям посвящены последние книги Р.Н.Иванова. В повести «Оборона Баязета: правда и ложь» оживляются события Русско-Турецкой войны 1877-1878 гг. и воскрешаются имена истинных героев баязетской эпопеи – Исмаил-хана и Келбали-хана Нахчыванских. О рыцаре Российской Империи генерале Гусейн-Хане Нахчыванском – монография «Генерал-Адъютант Его Величества». В книге «Именем Союза Советских» (в 2007 году издан однотомник, а в 2008 году – двухтомник) на базе 700 архивных документов повествуется о трагической судьбе, заслуженного военачальника Страны Советов, последнего шестого генерала из славной династии ханов Нахчыванских комбрига Джамшида Нахчыванского (1895-1938 гг.).

На вопросы газеты «Каспiй» отвечает Рудольф Николаевич Иванов

– Рудольф Николаевич, ваши правдивые повествования о героях Азербайджана признаны в нашей стране и высокая награда – тому свидетельство. Сама ваша жизнь напоминает роман. Расскажите, как и когда вы стали военным?

– В августе 44-го, когда мне едва исполнилось 13 лет, пытался сбежать на фронт. Я был твердо убежден, что без меня войну победой не завершить. Чтобы меня взяли на фронт, я даже сдавал своеобразные экзамены «комиссии» из бывалых фронтовиков. Как истинному мужчине мне предложили выпить 100 грамм водки и запить кружкой пива, не закусывая. Так впервые в жизни я оказался пьяным, но чтобы выдержать «экзамен», что есть сил стремился не подать виду и крепко держался на ногах. Потом меня усадили рядом как равного, и из пачки «Беломорканала» предложили папиросу, но тут я отказался. Умение курить в «экзамены» не входило. Тогда один из прозревших «экзаменаторов» сказал другому, что зря мы мутим голову мальчонке: «Ведь убьют его на фронте». Другой, со «Славой» на груди, упорно возражал: «Здесь в тылу бездомному оборванцу нечего делать. Что его здесь в тылу ожидает? Пусть даже убьют на фронте, зато медаль посмертно дадут за защиту Родины».

Словом, меня запрятали в теплушке эшелона с танками, который отправлялся из Пятигорска в Действующую армию. Однако на пути рискованной детской наивности вскоре возникли добрые и мудрые люди. С эшелона меня сняли, вернули в Пятигорск, и за верность Отечеству наградили зачислением воспитанником 21 Отдельного Учебного Танкового полка в родном Пятигорске. Полк готовил экипажи для легендарного танка Т-34. В полку я был самым молодым, и меньше меня ростом уже не было, поэтому одевали и обували меня персонально в полковой мастерской. Тогда солдаты ходили в обмотках, я же щеголял в изящных хромовых сапожках, пошитых из списанного старья. Однако, как и положено, солдатский хлеб даром не ел. Меня обучили профессии киномеханика, дежурству у пульта полкового радиоузла и назначили главным уборщиком клуба. Командир полка полковник Шемякин Петр Степанович, сам бывший беспризорник-пятигорчанин, с тяжелым ранением на фронте, безмерно любил полк и многое делал для его престижа. Из действующей армии приходили многочисленные заключения, что 21 ОУТП готовил экипажи квалифицированно, и они геройски сражались. П.С.Шемякин, между тем, постоянно искал в среде курсантов природные таланты – танцоров, чтецов, певцов, музыкантов и, пользуясь своим правом, оставлял их в полковом ансамбле. В полку был даже свой «Чарли Чаплин», который, по всеобщему убеждению, затмевал настоящего. Перед отправлением на фронт танковых экипажей ансамбль всегда давал прощальный концерт, но популярность ансамбля возрастала, и я на самолете с ансамблем не раз вылетал во многие города Северного Кавказа. Сам я пел и плясал в полковом ансамбле, имея «на бис» коронный номер, и был горд, получая аплодисменты от генералов и полковников, сидящих в первом ряду зала. Как и все дети моего возраста, учился в обычной школе, начиная с 5-го класса. Кстати, до четвертого класса я еле-еле дотянул. С самого начала пребывания в полку мне строго внушили, что воспитанник-танкист победоносной Советской Армии обязан быть примером везде и во всем, особенно, в блеске военной формы и в учебе. И когда на родительское собрание в школу, на правах родителя, являлся мой старшина, как многие родители, он за меня не краснел, потому что я старался учиться почти на все пятерки.

– Вы действительно считаете Азербайджан своей второй родиной?

– Да, потому что именно здесь получил путевку в жизнь. С раннего детства я бредил морем. В семь лет тайком «наколол» на руке якорь и демонстративно носил брюки-клеш. Когда оказался в Баку, в Сальянских казармах, мой троюродный брат уже учился в Каспийском Высшем военно-морском училище. Он и посоветовал мне поступить в Бакинское военно-морское подготовительное училище. В те времена путь в лейтенанты флота был длиной в семь с половиной лет, включая полугодовое дальнее плавание. Сперва было трехлетнее подготовительное училище, где выдавался аттестат зрелости и характеристика пригодности к военно-морской службе, а затем начиналась учеба в высшем ВМУ, через четыре с половиной года, после окончания которых присваивался чин лейтенанта флота, выдавались личное оружие – кортик и диплом о получении общего высшего образования. Итак, все мои устремления были направлены на поступление в Бакинское Военно-Морское Подготовительное Училище – БВМПУ.

В Бакинский «подгот» принимались дети моряков, сироты войны, хотя некоторые обеспеченные родители также стремились, чтобы их дети, поступив в это училище, испытали все строгости и премудрости приобщения к суровым условиям службы на флоте. Неустроенных детей в те послевоенные времена было много, и конкурс, порой, достигал 10-12 человек на место.

Командование танкового полка в Сальянских казармах одобрило мое решение поступить в БВМПУ, комсомольская организация утвердила блестящую характеристику, но свидетельства о завершении 7 классов у меня не было, поскольку я с полком отбыл из Пятигорска в Баку в начале апреля. Однако директор школы в Пятигорске Мира Ивановна Руднева – она же преподаватель истории, любившая меня как своего сына, выдала мне табель успеваемости за три четверти 7-го класса, а в графах оценок за четвертую четверть и за год «забыла» сделать, как полагается, прочерки. В моем табеле были почти все пятерки, но табель, как известно, не заменял аттестат. Вот с таким неполноценным документом об образовании в сопровождении секретаря комсомольской организации я оказался в приемной начальника Бакинского ВМУ. Он еще не приехал в училище. От страха, что у меня нет главного документа – свидетельства за 7 классов и что поэтому мне не видать училища, я дрожал как лепесток, и наколка на левой руке, как ранее, меня никак не бодрила. Вдруг мичман-секретарь многозначительно произнес: «Адмирал прибыл…». Слегка хромая после тяжелого ранения при героической обороне Севастополя, грузный с тяжелой морской походкой, красивый внешностью контр-адмирал Андрей Михайлович Филиппов мне показался пожилым человеком, однако, на самом деле, ему было всего тридцать семь лет, а адмиралом он стал в 34 и был самым молодым адмиралом в СССР.

Адмирал Филиппов в присутствии моего «родителя» – комсорга полка, внимательно перелистал представленные документы, назвал табель успеваемости «филькиной грамотой», но, глядя на меня удивительно теплым взглядом, успокоил: «Раз мечтал о флоте, возьмем тебя в училище. Пока зачислю в хозкоманду, прикажу не загружать работой. Всем циклам (так назывались в училище кафедры), по предметам которых проходят приемные экзамены, дам распоряжение консультировать при подготовке к ним. Пройдешь конкурс, зачислим в училище, не пройдешь – подумаем, что с тобой делать дальше».

Не было даже намека на угрозу, если не сдашь, отчислим и т.п. Мне так хотелось обнять этого доброго Человека, но… Я вытянулся по струнке, четко и громко произнес: «Слушаюсь, товарищ адмирал!».

Через несколько дней в училище по описи у меня приняли солдатскую форму и взамен выдали морскую. На территории училища, не выходя на улицы города, разрешалось ходить в так называемой «робе» из материала, который тогда подарила Каспийской флотилии жена скончавшегося президента США Рузвельта. (Позднее же из подобного материала стали шить джинсы, превращенные, как известно, в модную одежду во всем мире). На циклах мне давали задания, проверяли их исполнение и, в конечном итоге, 10 июля 1947 года я успешно сдал вступительные экзамены и был принят на 1-й курс воспитанником БВМПУ. Получив на следующий день новую морскую форму, я в тот же день сфотографировался, хотя морская форма ко мне еще не «притерлась», тем более что моряки Каспия слыли на весь Советский Союз самыми «стильными».

– Остались ли в памяти эпизоды из жизни бакинского «подгота»?

– Сколько угодно. Бакинский «подгот» – незабываемый период в приобщении нас к суровой службе на ВМФ. В этой школе мужества мне нравилось буквально все – и форма, и пища, и преподаватели и даже наши, порой, предельно суровые старшины. За неправильно поставленные ботинки при отходе ко сну можно было лишиться увольнения «на берег». Нас не учили «чему-нибудь и как-нибудь», знания несли опытнейшие педагоги, а нешкольный предмет – «Военно-Морское дело» был начинен набором теоретических и практических разделов, освоение которых, в конечном итоге, и определяло быть или не быть каждому из нас военным моряком. Для сдачи незримого экзамена на выносливость, силу воли, честность и общее физическое развитие в Баку были созданы идеальные условия.

Перед зданием нашего училища был плац, где проводились построения, парады и где нас учили маршировать. В строю пели исключительно патриотические морские песни, начиная с гордого «Варяга». Пели про бескозырку («Я тебя, лишь тебя одеваю, как носили герои: чуть-чуть набекрень») и про тельняшку («Белая как пена штормовая, синяя, как море впереди»). Подготовка к морской службе была всесторонней, начиная от обучения плавать. В парке училища был бассейн с трехметровой вышкой. Бассейном руководил бывалый и известный на Каспийской флотилии мичман Иван Михайлович Дико. Когда-то он был чемпионом по марафонским заплывам на сто и более километров. Внешне суровый и даже сердитый, коренастый здоровяк, сотканный из сплошных мускулов, Иван Михайлович был самой добротой. Не умевшего плавать и боявшегося воды, он тут же лихо сбрасывал в бассейн, иногда и с вышки, а затем наблюдал за поведением ученика в воде. Если ученик захлебывался, но упорно пытался выплыть, бросал ему спасательный круг, а если тот терял самообладание и начинал тонуть, мичман немедленно прыгал в воду и вытаскивал его из бассейна. Когда же проходил испуг, Дико приказывал вновь окунаться в бассейн, но на специальную безопасную дорожку для выполнения тренировочных упражнений. До сих пор помню, как мичман Дико приводил в бассейн своего маленького сына 3-4 лет и приобщал его к плаванию. Он плыл, как кит, погруженный в воду, а малыш с гордостью восседал на его огромной темнокожей богатырской спине.

В училище, пока в СССР не наступила эпоха космополитизма, нам преподавали западные танцы. Этот предмет был таким же обязательным, как математика. Получивший двойку, лишался права на увольнение. Среди западных танцев особенно выделялась «бакинская линда» – самый красивый фокстрот тех времен. Бакинской линдой и аргентинским танго, начиная с парка Красной армии в Баку, я долгие годы и после Баку покорял любителей западного танца. А когда повсеместно насаждались бальные танцы, то умудрялся под «краковяк» вытанцовывать линду, а под «па-де-грасс» – демонстрировал танго. Немаловажно заметить, у бакинских моряков, как нигде на ВМФ СССР, был сформирован свой неповторимый культ морской формы, который, конечно, сопровождался грубыми нарушениями уставной формы. Пружина на бескозырке изымалась, чтобы она была приплюснута, примята, воротник протравливался в хлорке, чтобы напоминал о долгом пребывании под морским ветром и солнцем, форменка ушивалась точно по фигуре, мы даже помогали ее друг другу натягивать. Плечи у моряка, как у настоящего мужчины, должны быть широкими, а таз – узким. Благодаря специальной тренировке соответствующих мышц, живот втягивался, его видно не должно быть. Учебу в «подготе» и достаточно суровый быт не все выдерживали, и «отсевы» в начале обучения были не редким явлением.

Между тем волшебное время пребывания в БВМПУ подходило к концу. Когда нас в последний раз отпустили «на берег», прошел слух, что училище собираются куда-то переводить. На танцплощадке в парке «Красной Армии» я подарил партнерше по «линде» несколько лишних минут и опоздал из увольнения. Для меня, бывшего сына полка, тем более, назначенного командиром отделения, в котором значился и сын начальника училища Олег Филиппов, был тройной позор. На следующее утро Вторая рота 1-го курса из уст командира узнала, что «воспитанник Рудольф Иванов, опоздав из увольнения на пять минут, променял флотскую честь на бабскую юбку». Этот и многие другие, так называемые, педагогические уроки, которые давались «подготовцам» нашими воспитателями, запомнились на всю жизнь! Теперь, по прошествии 62 лет, я с благодарностью вспоминаю, что судьба мне подарила Бакинское военно-морское подготовительное училище. Солнечный Азербайджан на долгие годы остался в моей памяти.

– Что же было дальше?

– Бывший прусский город-цитадель Кенигсберг стал советским, и его в 1947 году переименовали в Калининград-областной, и в ноябре 1947 года БВМПУ было переведено в Калинин-

град, а в августе 1948 года принято постановление Совета министров СССР о создании на базе БВМПУ 2-го Балтийского Высшего ВМУ. Третий курс «подгота» после окончания становился первым курсом высшего училища и так далее. Потом – служба на флоте, демобилизация в числе 1 млн. 200 тыс. в 1960 году, жизнь в Подмосковье и нелегкая переориентация на гражданскую службу… С тех пор, как говорят, много воды утекло, но до сих пор продолжаю себя считать профессиональным военным моряком.

– А как вы прикоснулись к перу?

– Смешно вспоминать. Виноват Его Величество случай. Осенью 1960 года после демобилизации меня приняли на работу в Отдел автоматизации судоходства Московского НИИ водного транспорта, которым руководил бывший капитан морского сухогруза И.Л.Бухановский – автор небольшой брошюры по безопасности судоходства. В конце года я подготовил и сдал порученный раздел по НИИ. Это был мой первый отчет на гражданской службе. Перед самым Новым годом меня пригласил начальник отдела, усадил, спросив о делах, затем сказал по-дружески: «Знаешь, Рудольф, ты хороший парень и не сердись на мой совет: пока еще не поздно, уходи из науки, наука не для тебя… ты не умеешь писать».

На некоторое время я действительно покинул науку, чтобы себя проверить. Получил престижную работу в Минвнешторге СССР с хорошей зарплатой и ближайшей перспективой работы за границей, хотя мое образование было не для этого ведомства. Однако перспектива работы за границей торговым чиновником меня не прельщала, поскольку понял, что в науке – моя жизнь и вернулся именно в тот НИИ, где прошел по конкурсу в аспирантуру и защитил диссертацию. Что касается замечания о неумении писать, то это замечание воспринял как истину, и с тех пор учусь писать. Любые свои тексты безжалостно правлю, и нет у меня привычки писать что-то наспех и подразделять свои тексты на важные и малозначимые. Писать небрежно – значит проявлять неуважение к тем, кому текст адресован. Кстати, к своим книжным рукописям редактора давно не допускаю, только – корректора.

– Рудольф Николаевич, нам интересны Ваши воспоминания о контакте с Гейдаром Алиевым на ниве новейших информационных технологий. Нельзя ли поведать о сути и смысле этих контактов?

– В ноябре 1982 года, когда Гейдар Алиев был назначен Первым заместителем председателя Совмина СССР, я заведовал единственной в стране и мною организованной кафедрой Репрографии (методы и средства ксерокопирования, микрофильмирования и телефаксимильной передачи информации) в Московском институте геодезии, аэрофотосъемки и картографии (МИИГАиК). Тогда в стране царствовал так называемый застой, в то время как весь мир пребывал в состоянии безудержного научно-технического прогресса и буквально бредил новейшими информационными технологиями.

Вошло в обиход на правах признанной мудрости утверждение: «Кто владеет информацией (а не вооружением), тот будет управлять миром». Для СССР звенел предупредительный звонок, но супердержава стремилась управлять миром, наращивая вооружение в ущерб собственной экономике. Там царствовал застой. Благодать застоя во власти Советов еще никем не описана. Верхи жили при созданном для себя бесклассовом обществе – коммунизме, а их низы смирились со всем и соблюдали принцип «не высовываться». Один из крупных союзных министров отрасли сельхозмашиностроения И.Ф.Синицын в порядке самосохранения нашел в себе смелость дать оценку ситуации, происходившей в СССР. На совершенно секретном совещании в присутствии самых ближайших соратников он произнес пламенную речь, заявив в заключение: «Наши просчеты могут дорого стоить всему нашему народу…» Откровение быстро дошло до руководства ЦК КПСС, и Л.И.Брежнев тут же сместил этого министра. Упоенных блаженством властителей будить или пробуждать было очень даже опасно, все равно, что разбудить медведя в его собственной берлоге.

В 70-80 годах репрография, особенно ксерокопирование, была в центре внимания. Без «ксероксов», к примеру, уже невозможно было представить работу любого учреждения, предприятия, колхоза, библиотеки, архива и пр. С прогрессом репрографии связывалось совершенство систем управления, резкое повышение производительности труда и экономия времени всех работающих. Микрофильм служил средством экономии бумаги и хранения больших массивов информации, для космических кораблей на микрофильмах планировались библиотеки, по объему информации равноценные национальным.

Развитые державы мира (США, ФРГ, Франция, а затем и Япония) на веление времени отреагировали немедленно. В отличие от дремлющего СССР, были сделаны крупные вложения в прогрессивные технологии, к примеру, в оптику, химию, электронику, точное приборостроение. Мы же в группе оборонных отраслей занимались гонкой вооружений, увеличивая отсталость народно-хозяйственных отраслей и приближая страну к развалу. Мало того, что на приобретение репрографической техники тратилось много валюты, и вся закупаемая техника, в основном, потреблялась, оборонными отраслями. В народном же хозяйстве средств репрографии катастрофически не хватало.

13 марта 1984 года ранним утром в большевистской «Правде» тиражом 9 миллионов вышла большая статья Р.Н.Иванова: «Вялый старт. О проблемах репрографии – «скорописи века». Три года редакция «Правды», как ни старалась, не могла ее опубликовать. Не пропускали. Статья завершалась тезисом: «Потенциальные возможности репрографии, требуют государственного взгляда на нее и такого же подхода к решению проблем ее ускоренного развития». А через три дня 16 марта 1984 года за подписью Гейдара Алиева по этой статье вышло правительственное поручение – ПП-5206 «Представить доклад о положении дел в стране». Случай небывалый – правительственное поручение всего лишь по статье в газете, пусть даже в «Правде». Этот факт обратил внимание аппарата Совмина на необычный стиль работы Гейдара Алиева. Статья немедленно вызвала бурю неописуемого гнева в государственных верхах, поскольку некоторые крупные фигуры СССР узнали себя в статье, как в кривом зеркале. Аппаратчики шушукались в коридорах Совмина и откровенно возмущались, передавая настроение своих «монстров»: «На каком основании Алиев вмешивается не в свои дела. У него транспорт и социальная сфера, и пусть ими и занимается…». Четыре заместителя председателя Совмина, кому было адресовано правительственное поручение, включая руководителя оборонного комплекса, то есть девяти ведущих отраслей, на резолюцию Алиева никак не отреагировали. Гейдар Алиев терпеливо ожидал, и ровно через три месяца – 15 июня 1984 года вышло новое ПП-11773, и тоже за подписью Гейдара Алиева. Зампреду Совмина СССР и одновременно председателю Госплана СССР Н.К.Байбакову совместно с теми же замами было поручено подготовить по репрографии «постановление Совмина…, предусмотрев в нем весь комплекс по коренному улучшению этого дела в стране». Бывший долголетний соратник Гейдара Алиева Н.К.Байбаков оказался в стане дремлющих монстров и начал тормозить выход постановления. Чиновники-«алиевцы», которых в Совмине было немного, вели ожесточенную борьбу с «антиалиевцами», и в этой борьбе за перекачку ресурсов из оборонных отраслей в народно-хозяйственные во имя прогресса репрографии прошел год. Удивительно, но Кавказ буквально на глазах, «перекрашивался» в цвет репрографии. Завод в Грозном начал поставлять в страну и страны СЭВ широкоформатные ксероксы для проектных институтов и КБ, появились предприятия в Сухуми и Кутаиси, потянулись к репрографии нефтяники Азербайджана, а выход постановления Совмина по репрографии затягивался. 20 июня 1985 года с особым грифом ОС-1265 Гейдар Алиев выпускает новое правительственное поручение: «Совет министров. Москва. Кремль. Тов. Байбакову Н.К. и др… Госплан СССР недопустимо затянул подготовку постановления Совмина СССР. Прошу принять срочные меры. Г.Алиев». В интересах большого государственного дела Гейдар Алиев справедливо не пощадил своего старого знакомого Н.К.Байбакова. 12 декабря 1985 года из под пера Гейдара Алиева вышло секретное поручение ОС-1610, адресованное уже всем министерствам и ведомствам без указания фамилий (на Байбакова и ему подобных Гейдар Алиев уже не рассчитывал): «представить предложения для подготовки постановления Совмина СССР». И предложения потекли рекой. Мудрый и последовательный Гейдар Алиев все же «вытащил» первое в СССР постановление правительства по репрографии и лично вел Совмин, когда оно утверждалось. Засекреченное, чтобы меньше было свидетельств нашего отставания, оно вышло 22 мая 1986 года и, конечно, было далеко от желаемого. За два года подготовки из него изъяли ряд позиций, прежде всего, финансы. Задуманные крупные вложения в народно-хозяйственные отрасли, чтобы создать современную индустрию репрографии и выпускать на мировой рынок конкурентно-способную технику репрографии, не осуществились.

Последним своим решением ПП-371 от 31 декабря 1986 года Гейдар Алиев одобрил инициативу Госкомиздата СССР о создании в Москве первого в СССР показательного центра быстрых технологий печати – Репроцентра, генеральным директором которого был назначен я. Конечно, создание такого центра планировалось на базе лучших образцов отечественной техники ксерокопирования, микрофильмирования и телефаксов. Это был подарок Гейдара Алиева отечественной репрографии.

В одну из ближайших суббот января 1987 года в совминовском кабинете Гейдара Алиева была назначена выставка достижений отечественной и мировой репрографии. В отсутствие Гейдара Алиева мне позволили осмотреть его кабинет для удобного размещения экспонатов и плакатов. С волнением я ожидал этой субботы, но она так и не наступила. Внезапная тяжелая болезнь Гейдара Алиева этому помешала. После ухода Гейдара Алиева с политической и государственной арены дело репрографии не только было предано забвению, но и начался развал отрасли, получившей свое развитие благодаря государственному мужеству Гейдара Алиева. Короткая эпоха отечественной репрографии со светом в конце тоннеля, начатая первым заместителем председателя Совмина СССР Гейдаром Алиевым, с его уходом прекратила свое существование. С тех пор в СССР, в котором после ВОВ были созданы предпосылки для развития индустрии отечественной репрографии, по уровню «ксероксов» мы отставали от США лишь на три-четыре года. При Гейдаре Алиеве были условия стать мировой державой по производству «ксероксов», «телефаксов» и систем микрофильмирования. В нынешней России разработки и производство техники репрографии давно прекращены, и огромная потребность в этой технике удовлетворяется за счет из других стран. Преимущественно из Китая, который в период информационного бума 70-80 гг. прошлого века никакого отношения к репрографии не имел.

Страна Восходящего солнца Япония, еще в 1950-х годах не имевшая вообще технической базы для производства репротехники, не только в кратчайшее время создала свою промышленность репрографии, но в этой области стала законодательницей мод в мире. Теперь Япония сама ничего не производит, а организовала сборочные производства в странах Азии. Болгария, славившаяся на весь мир своими консервированными томатами, была привлечена Великобританией к сборке ксероксов и телефаксов, успешно справилась с этой задачей и продавала СССР собранные ксерографические аппараты.

В двадцатых числах октября 1989 года в фешенебельном Ланкастерском дворце Лондона состоялось торжественное подписание контракта о создании совместного советско-британского предприятия Репроцентр, задуманного еще в бытность Гейдара Алиева. Сам по себе контракт был не для Ланкастера – всего-то 150 тысяч фунтов стерлингов и такой же эквивалент в рублях, но англичане нашептывали, что, дескать, политическая цена Репроцентра намного дороже крупнейших контрактов.

Шесть смелых и, может быть, даже рискованных правительственных поручений Гейдара Алиева по репрографии, выпущенных на основе подготовленных мной по поручению Совмина материалов – яркое свидетельство, что гений Гейдара Алиева предвидел крушение Советского Союза. Крупнейший государственный деятель современности, в ущерб своему положению, предпринимал меры, чтобы ущербного для всех республик развала Союза не было. СССР проспал целую эпоху прогресса, а проснулся развалившимся на неполноценные куски.

– За такое подвижничество вас, Рудольф Николаевич, случайно, не наградили?

– Один из ответственных работников аппарата Совмина СССР, несомненно, испытывая ко мне искреннюю симпатию, в те годы эпохи застоя доверительно посоветовал не ходить возле дома близко к стене, а то, дескать, кирпич может нечаянно упасть на голову. Были и другие угрозы.

– Получилось, что вы отошли от техники и увлеклись историей?

– Я до сих пор верю, что каждый из нас не ведает о своих потенциальных возможностях. Для их поиска в этом мире, к сожалению, нам отведено слишком мало времени. Половина моих книг имеет отношение к технике и научно-техническому прогрессу. И хотя я преподавал и деканствовал в Московском историко-архивном институте, где была сосредоточена элита историков страны, история меня не увлекала. В годы Советов я уже знал, что наша историческая школа построена на фундаменте вранья и извращения истории. В СССР я ощущал, что многие светлые и видные государственные и партийные умы преспокойно жили по двойному стандарту: что подсказывала душа и что велела партия. Двойной стандарт жизни – не для меня.

После выхода на пенсию, когда была уничтожена цензура, меня история увлекла, однако я категорически избегал ее переписывания. Спорить с враньем никакого желания не было, зато обнаружилась тяга искать белые пятна в военной истории, находить забытых героев и возрождать их имена. В 1994 годы я выпустил книгу «Кровь Столыпина» и презентовал ее в Париже внуку П.А.Столыпина в его собственной квартире на Монмартре. Но Д.А.Столыпин, кроме общего интереса к моему образу П.А.Столыпина, не выразил желания создать документальное произведение о гениальном российском премьере на основе собранного мной огромного архива. Да и интерес к России у бывших дворян, как мне показалось, потерян. Правнуки П.А.Столыпина уже ни одного слова по-русски не знают. До сих пор убежден, что настоящий Столыпин нам в России не известен.

Я выпустил книгу о генерале Алиханове, аварце по национальности: «Генерал Максуд Алиханов: триумф и трагедия». Это бывший губернатор Тифлиса, Кутаиса и Поти в годы Первой русской революции. Отчаянный герой, писатель, журналист, разведчик, полиглот... Его зверски убили дашнаки под руководством известного разбойника Дро и при участии другого бандита Камо. Убили подло, ночью, когда генерал мирно дремал в экипаже. Нет ныне подобного Максуду Алиханову. Такие Личности рождаются раз в столетие. Так вот, женой Максуда Алиханова была Зарин-Тач-Бегум Нахчыванская – младшая дочь Келбали-хана, брата Исмаил-хана Нахчыванского, того генерала, которому посвящена книга: «Оборона Баязета: правда и ложь». Именно Максуд Алиханов, а затем и архивы помогли мне разобраться в запутанной истории обороны Баязета и скрытой правде о подвиге Исмаил-хана.

– И после этой книги вас увлекла династия ханов Нахчыванских?

– Да, именно так. Оборона Баязета проложила мне путь к ханам Нахчыванским. Я все время иду к ним как бы на хадж, они для меня эталон служения Родине, моя Мекка. Я нередко по ним сличаю свои поступки, свою жизненную позицию. В этом историческом пласте можно бесконечно находить примеры героики, духовности и воинской чести, на которых следует учить поколения современников. Обращают на себя внимание биологические аспекты в жизни этой династии. Не раз мне внушали мудрость: «Природа отдыхает на детях». Лично я до прикосновения к бытию ханов Нахчыванских в эту мудрость верил, считая ее аксиомой. Быль о династии ханов Нахчыванских сильно поколебала мою веру в эту мудрость. Каждое предшествующее поколение ханов Нахчыванских давало назидание последующему поколению быть верным своей Отчизне, выполнять свято присягу и воспитывать детей в купели нравственности. Эта схема в династии подтверждалась все время. Все шесть генералов Нахчыванских были знаменитыми, среди них не было ни одного предателя и даже слабодушного или равнодушного. Моя заветная мечта – воссоздать пробелы в героической эпопее легендарной династии ханов Нахчыванских, в частности, возродить образ слепого Келбали-хана. И пока мы не воссоздадим его былинный образ, летопись о ханах Нахчыванских нельзя считать завершенной.

– Рудольф Николаевич, поведайте читателям, какой новый ценный документ вы обнаружили в архивах, и что на его основе у вас на выходе очередная книга, касающаяся истории Азербайджана?

– Просматривая содержание фонда Орджоникидзе в Московском Государственном архиве социально-политической истории (ГАСПИ), действительно найден объемистый секретный доклад М.Д.Багирова об обследовании Нахчыванской Автономной Советской Республики в марте-апреле 1920 года. Суть состоит в том, что посетивший Нахчыван в марте 1925 года председатель Совнаркома СССР А.И.Рыков обнаружил, что советская окраина – НАССР не демонстрирует странам Ближнего Востока прелести советского бытия и не агитирует большевистской благодатью ускорение в Турции и Персии мировой революции. Увидев развалины и нищету Нахчыванской Автономной Республики, А.И.Рыков назвал это «советским беспорядком» и призвал власти Советского Азербайджана срочно преобразовать Нахчыван в цветущий край. В этой ситуации, казалось бы, надо было снять голову с партийных руководителей Азербайджана, но глав-ный чекист Азербайджана М.Д.Багиров выдвигает идею, что Республика с первых дней ее советизации попала в руки ханов и беков, которые там «перекрасились», приобрели партийные билеты и подмяли большевиков. Надо в Нахчыване, дескать, срочно принимать меры. Эту политическую чушь одобрил Совнарком Азербайджана и АКП. Государственную комиссию возглавил Мирджафар Багиров – будущий владыка и «хозяин» Азербайджана, а Серго Орджоникидзе благословил комиссию своей резолюцией: «Действовать со всей решительностью». Что происходило в Нахчыване во время «работы» пресловутой комиссии Багирова и после нее читатель узнает из книги «Нашествие», выходящей в ближайшие дни. «Нашествие» – быль о Нахчыванской Автономной Советской Республике периода 1920-1926 годов с документальными свидетельствами о бесчинствах большевиков на священной земле древнего Нахчывана.

– Скажите, с какими чувствами вы принимали награду Азербайджанской Республики?

– Я не буду лукавить, как, может быть, лукавил Василий Теркин у Твардовского «… я скажу, зачем мне орден, я согласен на медаль», – нет, я с благоговением принимаю орден. Безусловно, орден «Достлуг» – самая большая награда в моей жизни и еще более приятно, что и до нее я не испытывал в Азербайджане дефицита недопонимания. Все написанные книги о замечательных генералах, которых подарила России многострадальная азербайджанская земля, были написаны по зову моей души, а не по заказу.

«Достлуг» окрылил меня и устремил в будущее. Этот орден я рассматриваю, образно говоря, еще и как кредит с большими процентами. Возвращать его придется, куда деваться! Награда, как я полагаю, возлагает на меня величайшую нравственную обязанность с утроенной энергией и любовью приоткрывать затененные страницы героической истории моего родного Азербайджана.

– И в заключение нашей беседы – ваши пожелания своей второй Родине?

– Я хотел бы пожелать президенту моей любимой Азербайджанской Республики Ильхаму Алиеву, мужественно ведущему страну по заветам великого Гейдара Алиева, и безгранично восхитительной первой леди Мехрибан ханым, чтобы Азербайджан и далее уверенно шествовал по священному пути к Храму, утопая в духовности и нравственности, чтобы страшному прошлому никогда не было возврата, а волшебной красоты процветающий Азербайджан всему миру был известен, как царство благополучия, здоровья, радости и долголетия.

Кязимзаде Ш.

Каспий. -2009. – 25 июля. – С.8-9.